Полководцы Святой Руси

Повествование о шести героях Невской битвы построено так, чтобы средневековый читатель, искушенный в книжной премудрости, понял: их подвиги следует ассоциировать с пятью храбрецами царя Давида из библейской Второй книги Царств. Вместе с тем смысл житийного текста таков, что из него ясно видно — в доблести эти шестеро равны удальцам Древнего Израиля, но похвала им возносится за иные, совершенно не схожие боевые деяния. Рассказ Библии: «Вот имена храбрых у Давида: Исбосеф Ахаманитянин, главный из трех; он поднял копье свое на восемьсот человек и поразил их в один раз. По нем Елеазар, сын Додо, сына Ахохи, из трех храбрых, бывших с Давидом, когда они порицанием вызывали Филистимлян, собравшихся на войну; израильтяне вышли против них, и он стал и поражал Филистимлян до того, что рука его утомилась и прилипла к мечу. И даровал Господь в тот день великую победу, и народ последовал за ним для того только, чтоб обирать убитых. За ним Шамма, сын Аге, Гараритянин. Когда Филистимляне собрались в Фирию, где было поле, засеянное чечевицею, и народ побежал от Филистимлян, то он стал среди поля и сберег его и поразил Филистимлян. И даровал тогда Господь великую победу. Трое сих главных из тридцати вождей пошли и вошли во время жатвы к Давиду в пещеру Одоллам, когда толпы Филистимлян стояли в долине Рефаимов. Давид был тогда в укрепленном месте, а отряд Филистимлян — в Вифлееме. И захотел Давид пить, и сказал: кто напоит меня водою из колодезя Вифлеемского, что у ворот? Тогда трое этих храбрых пробились сквозь стан Филистимский и почерпнули воды из колодезя Вифлеемского, что у ворот, и взяли и принесли Давиду. Но он не захотел пить ее и вылил ее во славу Господа, и сказал: сохрани меня Господь, чтоб я сделал это! не кровь ли это людей, ходивших с опасностью собственной жизни? И не захотел пить ее. Вот что сделали эти трое храбрых! И Авесса, брат Иоава, сын Саруин, был главным из трех; он убил копьем своим триста человек и был в славе у тех троих. Из трех он был знатнейшим и был начальником, но с теми тремя не равнялся. Ванея, сын Иодая, мужа храброго, великий по делам, из Кавцеила; он поразил двух сыновей Ариила Моавитского; он же сошел и убил льва во рве в снежное время; он же убил одного Египтянина человека видного; в руке Египтянина было копье, а он пошел к нему с палкою и отнял копье из руки Египтянина, и убил его собственным его копьем: вот что сделал Ванея, сын Иодаев, и он был в славе у трех храбрых; он был знатнее тридцати, но с теми тремя не равнялся. И поставил его Давид ближайшим исполнителем своих приказаний» (2 Цар. 23:8–23).

А автор житийной повести словно обращается к читателю: «Разве под сенью Креста в земле нашей богоспасаемой не родятся воины, подобные библейским героям? Вот они, смотри же и запоминай!»

Битва затянулась надолго. Швед — серьезный противник. Те из захватчиков, кто опомнился от первого натиска русских, остался жив в хаосе начальной стадии боя и вооружился, попытались переломить ход сечи. Русские нападали несколькими отрядами, и сражение разбилось на множество малых боев и поединков. В кровавой сшибке Александр Ярославич ранил предводителя шведов копьем в голову[64]. В 2002 году проводилось исследование останков Биргера. Антропологи констатировали, что в черепе, рядом с правой глазницей, есть повреждение, нанесенное Биргеру при жизни. Возможно, его оставил наконечник русского копья…

В конце концов шведы не выдержали боя и подались к кораблям, оставив свой плацдарм на берегу. Видно, тех, кто не устрашился после внезапной атаки русских и посмел сопротивляться, оказалось не столь уж много.

Два или три[65] судна шведам пришлось наполнить мертвыми телами «вятших» воинов, а иных, как говорят русские источники, похоронили в общей яме «без числа» (очевидно, Александр Ярославич позволил им сделать это из христианского человеколюбия). Шнек, использовавшийся шведами в то время, перевозил 30–50 человек. Следовательно, корабли наполнили 60–150 телами знатных воинов, простых же ратников легло намного больше. Очевидно, столь значительные потери шведов, пошедшие на сотни, — результат неожиданного удара Александра Ярославича. В самом начале сражения чужому воинству был нанесен тяжелый урон. Пали некий шведский военачальник «Спиридон» и, предположительно, один из епископов или какой-то священник[66]. Остатки шведского войска, завершив погребальные работы, спешно ушли на шнеках домой.

Можно, конечно, возразить, что новгородцы как победители несколько преувеличили урон, нанесенный противнику. В конце концов, подобного рода преувеличения, что называется, в традиции нарративных источников летописно-хроникального характера: побежденный пытается показать, что не так-то уж и побит, да и потери его не столь уж велики, а победитель ищет способы хорошенько начистить медную чашу горечи, доставшуюся противнику. Но до какой степени новгородцы могли исказить результат битвы в свою пользу?