Если проанализировать известия о боевых столкновениях Господина Великого Новгорода с немцами, шведами, литвой, чудью и емью примерно с 1140-х годов, то есть на протяжении века до Невского сражения, то возникает уверенность в том, что успех на Неве всё же дорогого стоил, — как воспринимали его сами новгородцы. Прежде всего: лишь единожды известие о победе в вооруженном противоборстве равно по объему летописного текста рассказу о Невской баталии — это повествование о тяжелых боевых действиях новгородцев под стягами Ярослава Всеволодовича против литвы в районе Русы (1234). Там победа была получена дорогой ценой: погибло как минимум 18 новгородцев и рушан, но разгромленный враг бежал, оставив Руси в качестве трофея 300 коней. Битва с немцами на Эмбахе-Омовже (тот же 1234 год), завершившаяся триумфом Руси, долгая борьба с емью за Ладогу несколькими годами ранее, победа над литвой под Усвятом и даже отражение 55 шведских шнеков с войском, напавшим на Ладогу, в 1164 году (новгородцы с гордостью пишут, что шведы потеряли тогда 43 шнека!), потребовали меньшего или заметно меньшего объема. Иных известий о походах и битвах не столь крупных множество, на каждое истрачено всего лишь по 3–6 строк. Следовательно, Новгород придавал боевому успеху на Неве значительную ценность и — преувеличивая потери шведов или нет — был уверен, что неприятель лишился множества бойцов.
За эту победу русские расплатились жизнями двух десятков своих бойцов, в том числе пяти заметных людей, видимо, принадлежащих к боярским или богатым купеческим родам. Это, во-первых, уже упоминавшийся Ратмир, приближенный Александра Ярославича, а также четверо новгородцев: «Костянтин Луготиниц, Гюрята Пинещинич, Намест Дрочило, Нездылов сын Кожевника»[67]
.Новгородцы объясняли скорое одоление врага заступничеством высших сил: еще Пелгусий рассказывал о своем видении — святые мученики Борис и Глеб плыли в ладье на помощь «сроднику своему» Александру. А после боя множество неприятельских трупов обнаружили в месте, где вроде бы не было сечи. И гибель шведов составители Жития приписали ангельскому воинству.
Господин Великий Новгород видел в этой победе крупный военный успех. От XV(!) столетия сохранился синодик (список) храма святых Бориса и Глеба в Плотниках для поминания воинов, погибших в разных боях, в том числе и тех, кто пал «…на Неве от немец при великом князе Александре Ярославиче»[68]
.Победа принесла Александру Ярославичу громкую славу. Этот успех, скорее всего, и добавил к имени князя почетное прозвище Невский[69]
. Что же касается основного значения битвы, тот вот образец правильного понимания: «Под предводительством Александра новгородцы одержали победу над шведским войском, надолго заставив шведов себя бояться»[70]. Именно так: шведское стремление на восток затормозилось. Затрещина, полученная в 1240 году, напоминала о возможных последствиях очередной атаки на новгородские земли.Ссора с новгородцами
В том же году Александр, поссорившись с новгородцами, покинул город. Новгородская летопись содержит лаконичный рассказ об этом событии: «В то же лето тое же зимы выиде князь Олександр из Новагорода к отцу в Переяславль с матерью и с женою… роспревься с новгородци»[71]
.В чем причина ссоры, знает один Бог. Историкам остается лишь строить догадки. Одни говорят: новая большая война требовала денег, а новгородская госпо́да замкнула кошельки, вот князь от нее и ушел. Другие утверждают, что Александр Ярославич собрался давить пронемецкую партию во Пскове, однако Новгород не поддержал князя в его устремлении. Всё возможно! Думается, осторожнее и разумнее всех высказался на сей счет академик М. Н. Тихомиров: «Бояре боялись усиления княжеской власти, которое было неизбежным при организации борьбы против страшного противника»[72]
.Эти слова высвечивают большую проблему организации власти в вечевой республике: Новгороду нужен отличный полководец… которого, словно кондотьера-наемника, можно в мирное время «поставить на полочку». И он там будет тих, смирен, скромен, почти невидим. Но живой настоящий князь Рюрикович, притом князь-победитель, обладающий авторитетом не только среди своих дружинников, но — после битвы на Неве — и в самом городе, конечно, не станет вести себя как овечка в загоне. А потому становится опасным. Точно так же в древнем Карфагене не знали, кого бояться больше: врага или собственных полководцев, успешно этого врага бьющих, но потенциально способных повернуть оружие и против самого Карфагена — с какими-нибудь особенными требованиями. В общем смысле, олигархическая знать не любит войн, поскольку для победы в них требуется призывать героев, а герои неконтролируемы.
Александру Ярославичу пришлось покинуть город с семьей и дружиной. Горожане сказали ему, как говорили многим князьям до него: «Вот тебе, княже, путь чист!» А он ответил им: «Гоните меня? Как понадоблюсь, не зовите!»