∀поллон против Олимпа

— Это что же делается, добрые греки? — возвысила голос она, а если уж говорить прямо, то противно провизжала.

Разговоры смолкли, все уставились на старуху. Она в раскоряку, словно утка, проковыляла в центр трапезного зала.

— Пифия... обманула! — взвыла странная гостья. — Обещала, что сынок мой вернётся, а он... а он... неживой!

И она пала на колени, рыдая и тщась вырвать из головы растрёпанные волосы.

Пока все глазели, не в силах ничего поделать с обезоруживающим валом материнского горя, разбойничьего вида мужик вскочил с лавки, подбежал к женщине и поднял её, ласково говоря:

— Не плачь, матушка, присядь, обскажи всё, как есть. Эй, дайте скорей слабого вина!

Поднеся чашу трясущимися руками к чумазому лицу, женщина выпила, отёрла рот рукавом запылившегося рубища и обвела диким взором трапезную. На мгновение её сумасшедшие очи встретились с глазами Тихона, и в нём шевельнулось некое понимание или смутное узнавание, он подался вперёд и скривился: снизу пришло жёсткое напоминание, что лучше бы ему не шевелиться.

— Второго дня спросила я у пифии, где сын мой, где мой рыбак-кормилец, и успокоила меня ответом наша Елена Дельфийская... А нынче принесли мне тело хладное!..

И снова разразились бы скорбные рыдания, но кто-то из греков громко возразил:

— Ты путаешь, почтенная! Второго дня я тебя не видел. Вопроса о пропавшем рыбаке не слышал. Да и не было никаких вопросов, наша равная богам Елена дарила нам внутреннюю музыку...

Женщину передёрнуло.

— Так, может, и не второго дня... Может и раньше... Я же горем убиенная, роком раздавленная бедная мать! Внемлите мне, справедливые дельфийцы! Пусть покарает меня сам Громовержец, если я лгу!

Тут бахнуло так, что всем почудилось — гром. На самом деле упала скамья, слишком уж резко с неё встал человек в жреческом одеянии. Это был один из служителей храма, которого Эпиметей частенько посылал послушать народные пересуды.

— Посовестись, женщина! — строго сказал жрец. — Я каждый день стою за спиной пифии и вижу всех, кто к ней обращается. Я вижу и тех, кто приходит только посмотреть и, если повезёт, послушать речи Елены Дельфийской. Пусть будет мне порукой воля самого сребролукого Феба, будьте уверены, честные жители этого города: я вижу эту женщину впервые.

— Всё ты врёшь, святоша! — завизжала одержимая. — Но ты, ты чего молчишь?

Она простёрла руки... к Тихону. Тот аж остолбенел.

— Я?!

— Да, ты! Я же ещё рядом с тобой стояла, вспомни! Ну?

Торговец открыл рот, потом закрыл... Затем снова отвесил челюсть. Развёл руками.

— Я там ни разу не был!..

— А, тупоумный придаток к своему члену! Как двое суток меня жарить, так ты герой, а как словечко замолвить...

Может быть, эту странную бабу никто и не знал, но уж Тихон-то снискал немалую популярность. И чем примечателен он был, тоже понимал каждый. Поэтому хохот раздался воистину гомерический. Торговец побагровел, а женщина, ковыляя, вымелась из заведения.

Наконец-то всё понявший Тихон дрожащей рукой бросил пару драхм на стол и, кривясь при каждом шаге, поспешил следом.

— Что убегаешь-то, не дожарил? — донёсся выкрик откуда-то сзади.

Новый взрыв ржания почти не оглушал.

Здесь, в темноте двора, потомка Приапа ждала переминающаяся по-утиному с ноги на ногу Эрида.

— Будь ты проклят, смертный! — прошипела она. — Вот пройдут мозоли, я тобой займусь. Не мог подыграть.

Она расправила смоляные крылья и полетела прочь — грузно и как бы припадая, плюс ноги врастопырку.

— Все бабы дуры, даже богини, — пробурчал Тихон. — Вчера всё устраивало, сегодня жалуется. А где мои глаза были?!.. И чем я думал-то?

Потомок Приапа отлично знал ответ на последний вопрос.

XXXIV

Никогда не пренебрегайте тайным предчувствием,

предостерегающим вас об опасности, даже в тех

случаях, когда вам кажется, что нет никакого

основания придавать ему веру.

Даниэль Дефо, «Робинзон Крузо»

Самым крупным попадакисом после вероломного бегства Одиссея оказалось географическое открытие — Аполлон Ромашкин застрял не где-нибудь, а на острове. Парень выяснил это эмпирически: потратил весь день и вечер на путь вдоль берега, и странствие окончилось у пещеры мёртвого Полифема.

Усталый, злой и, надо признать, отчаявшийся студент пожалел, что он не какая-нибудь фифа, которая заревела бы, побилась в истерике и успокоилась. Он мужчина. Ему так нельзя. Поэтому приходилось кипеть, как бойлер, но крепиться.

Чувство обречённости усилилось тем, что циклоп всё ещё валялся внутри, а вокруг него уже начали собираться мухи. Сам по себе ночлег рядом с мертвецом не пугал Аполлона, не в первый же раз. Да и стоит ли бояться, если даже овцы припёрлись домой и не испытывают волнения? Лишь бы запах не усилился. Уйдя глубже в пещеру, к пресному озерцу, Ромашкин вполне уютно обосновался, принёс хвороста и коряг, развёл костёр.

Основной проблемой студент считал полнейшее отсутствие всяких плавсредств. Ни единой лодчонки по всему берегу.