∀поллон против Олимпа

— Рано или поздно кто-то из циклопов заметит отсутствие Полифема и приберёт овец, а заодно и пещеру к рукам, — ответил царь Итаки. — Главное прихватить несколько животных с собой и уплыть, пока этого не произошло.

Утром Ромашкин проснулся в одиночестве. Греки покинули пещеру, а его не разбудили. Взяв свой скарб и выйдя наружу, парень понял, что непростительно заспался — солнце почти достигло полуденной отметки.

Аполлон заторопился к пляжу. На полдороге остолбенел: корабль Одиссея уже далеко отплыл от берега. Греки бросили того, кто убил сына Посейдона, чтобы не навлекать на свою посудину новые приключения.

— Сука ты, Одиссей, — прошептал Ромашкин. — Спасибо, хоть не обворовал...

Парень бросил паноплию на траву, а потом плюхнулся и сам.

Вот и что теперь делать?

Верховному богу не пристало унижаться перед подданными, появляясь в заторможенном виде, именно поэтому Зевс ещё несколько дней назад взял курс на окно своих покоев, где на маленьком столике его всегда ждали два кувшина с заветным нектаром.

Громовержец потратил уйму времени на подлёт к олимпийским чертогам, потом долго-долго двигался по собственной комнате. Наконец, его рука легла на вожделенный кувшин.

Надо было проявить расчётливость. Зевс уже обжигался: если не принять правильную позу перед тем, как нектар польётся из кувшина, вся жидкость утечёт задолго до того, как Тучегонитель поднесёт ёмкость к губам. Поэтому Зевс медленно поднял кувшин (будто он мог сделать это быстро!), потом чуть-чуть отклонил голову назад, поднёс кувшин к лицу, прижал горлышко к подбородку так, чтобы край кувшина поравнялся с нижней губой, и стал запрокидывать голову дальше, прижимая кувшин.

Проворный нектар побежал по усам и щекам, защекотал лицо Зевса где-то там, под густой курчавой бородой, но кое-что попало и в рот, причём немало.

Этот практически священнодейственный процесс отнял у Тучегонителя почти весь день.

Мучительно проглотив некоторое количество напитка богов, Громовержец постепенно почувствовал, как первая тёплая волна разливается от желудка по всему телу, сообщая могучим мускулам тонус, достаточный для более быстрого движения. Зевс дождался второй и третьей волн и наконец-то обрёл нормальную человеческую скорость.

«Проклятые смертные, — хмуро подумал бог, ставя кувшин на столик. — Им это дано от рождения, а нам приходится пить эту выжимку из людской энергии, настоянную на меду и вине... Где справедливость, папаша?»

Он обратился к старику Кроносу не случайно, ведь именно отец Громовержца был повелителем времени, а значит, к несправедливому распределению скоростей приложил руку именно он. Ну, пусть поразмыслит о своём поведении там, в бездонном Тартаре, куда определил Кроноса сын.

— Нечего было детей жрать, — пробурчал Зевс и вытер залитое нектаром лицо.

Можно было устроить разнос ротозеям-богам и разобраться в происшествии с колесницей. Кто дерзнул сразить царя этого мира? Какую изобрести казнь этому выскочке? Дел было невпроворот.

Тело Громовержца было наэлектризовано, маленькие разряды пробегали от плеч к кончикам пальцев. Ну, берегитесь, несчастные!

XXXIII

Никогда этого не бывало, и вот опять!

В. С. Черномырдин

Младший жрец Писистрат чрезвычайно испугался, обнаружив Елену Дельфийскую в своей комнатушке. Обожаемая всеми пифия ничком лежала поперёк его скромной лежанки и казалась совсем-совсем неживой.

Писистрат бросился к предсказательнице, перевернул её на спину, схватил за плечо и потряс. Она не пошевелилась. Милый жрецу лик не был синим, как в тот раз, когда он нашёл Елену при смерти. Это обнадёживало.

Трепеща от восторга, страха и собственной наглости юноша возложил ладонь на грудь пифии и убедился: перси у неё что надо. Ах, да! И дышит, дышит, родимая!

Значит, спит или, скорее всего, впала в то состояние, когда душа великого смертного, причастного тайнам олимпийских богов, скитается в вышних мирах. А с Еленой такие путешествия уже случались, он тому свидетель.

Почтительно уложив пифию должным образом, Писистрат сел подле неё и стал любоваться. Ох уж эта пророчица! Сегодня она сделала так, что вся площадь, взявшись за руки, плакала от счастья и понимания красоты этого мира.

А сама удивительным образом исчезла.

Некоторые растерялись, кто-то затеялся подозревать немыслимое: вдруг прекрасная посланница Феба больше не явится? И только мокрый и почему-то упавший Эпиметей шипел проклятья в её адрес, возясь с сандалиями. В голову Писистрата никак не помещалось: почему верховный жрец так не любит Елену Дельфийскую?.. Как вообще можно не обожать это неземное существо?!.. Тем более, люди сегодня поднесли храму такие жертвования, каких оракул не собирал за год!

Влюблённый юноша безотрывно сидел возле пифии, боясь показать её Эпиметею. Слишком невзлюбил верховный жрец Елену, как бы не содеял зла. Прошёл день, стемнело... Писистрат долго крепился, но где-то к полуночи всё же сомлел.