∀поллон против Олимпа

Может быть, олимпийцы здесь ни при чём. Ромашкину существенно не хватало знаний. Наверняка у древних греков есть какой-нибудь отдельный бог, управляющий временем. Как по-гречески время? Хронос. Крон. Афина в облике служанки Омероса рассказывала, что Кронос — отец Зевса и ещё нескольких богов — повелитель времени. Но Громовержец унизил отца и бросил в подземелье. Вряд ли Кронос будет играть на стороне такого сыночка.

Да и кто стоит за всем этим — пока не вопрос. Вопрос ведь в том, как вернуться к нормальному течению времени...

Застыло всё — деревья, волны на море, летевший рядом жук.

Аполлон подошёл к замершему насекомому, аккуратно взял его двумя дрожащими пальцами. Снова повесил в воздухе, разжав пальцы. Растопыренные крылья жука блестели на солнце. Парень долго следил за ними, стараясь не мигать, чтобы не пропустить изменений. Нет, за несколько минут крылья не сдвинулись ни на миллиметр.

Чем дольше продолжалась глобальная пауза, тем беспокойнее становились мысли студента. Самое поганое — остаться в этом замороженном мире навсегда.

Не представляя причин такого феномена, пребывая в глобальном неведении, Аполлон принялся нервничать и слегка почёсываться. Заметив своё позорное поведение, Ромашкин призвал себя к дисциплине.

Затем он почувствовал кратковременную дрожь земли. Прислушался. Тишина. И вот снова! А потом тряхнуло уже капитальней.

— Блин! — воскликнул испугавшийся Аполлон и ощутил ещё один подземный толчок. — Что же тут творится?!

Он полностью сконцентрировался на ощущениях. Больше не трясло. Молчание мира ничем не прерывалось.

— Чепуха на постном масле, — озабоченно пробормотал Ромашкин.

И усмехнулся: напоминание о еде обострило голод. Да, он бы сейчас перекусил.

Вернувшись в пещеру, парень разыскал кое-какие припасы греков и слегка поснедал вяленым мясом, запив водой из озерца, которое было вчера найдено в глубине подземелья. Аполлон опасался, что тряска вернётся и пещера обрушится, но обошлось.

Снаружи Ромашкина встретили всё те же «скульптуры». Он не представлял, чем себя занять. Поэкспериментировал с предметами. Они зависали там, где Аполлон их отпускал. Взял камень, размахнулся и бросил. Камень завис, стоило лишь полностью перестать его касаться.

«Интересно, — подумал парень, — что будет, когда всё отомрёт? Полетит он или свалится наземь? Когда отомрёт... Если! Если отомрёт!»

Мысль о возможности вечного стопкадра буквально убивала.

За несколько долгих часов Аполлон настроил и разрушил массу теорий происходящего, прогулялся до корабля и обратно, откровенно помаялся дурью, от души попев на родном языке, и, вернувшись к Одиссею, закрывающему лицо, сначала уселся, где сидел во время их разговора, а потом откинулся навзничь и постепенно уснул. Засыпалось, кстати, тяжеловато: абсолютная тишина оказалась необычным фактором, и мозг постоянно тревожился. Но дрёма всё же взяла своё.

— Эй, ты спишь, что ли?! — воскликнул Одиссей.

Парень рывком сел, протёр глаза.

— Да! Нет! Да... А ты ничего странного не заметил?

Царь Итаки посмотрел на Ромашкина, как на дурачка.

— Ты заснул посреди разговора, а так ничего странного...

— Со мной изредка бывает. Редчайшая болезнь, — неуклюже отоврался Аполлон.

Он был абсолютно растерян. Может быть, странный вселенский стоп-кадр ему приснился?..

К полудню стадо овец оказалось на свободе, а погребальный курган над погибшим в бою кормчим вырос метра на три. Тем не менее, камней оставалось ещё примерно дважды по столько. Никто не поднимал вопрос о втором погибшем, которого сожрал Полифем. Оно и к лучшему.

Уже вечерело, когда Одиссею стало ясно: Клепсидры под завалом нет. Сам царь, как и Ромашкин, камни в кучу не таскал. В течение дня Одиссей и Аполлон предприняли вылазку, чтобы поразведать обстановку да глянуть на овец. Овцы паслись в знакомой им компактной долинке, где текла маленькая речушка.

Разведчики пересекли этот раёк, поднялись на небольшую гору. На противоположной стороне им открылся вид на большие зелёные угодья, где паслись несколько стад. Картину портило одно пренеприятнейшее обстоятельство: возле каждой отары прохлаждалось по хозяину-циклопу.

— Нам повезло, что Полифем жил наособицу, — пробурчал Одиссей.

Вернулись. По дороге царь Итаки, который всё-таки не смог скрыть вполне объяснимой заинтересованности в «супермелке», всё высматривал Клепсидру. Аполлону приходилось делать вид, будто он тоже ужасно занят её поисками, но на самом деле он боролся с усталостью. Слишком вялым он сегодня был.

— Поздновато нам боги тебя послали, чужанин. Будь у нас твой мел, — со вздохом проговорил грек, — мы бы эту Трою взяли бы в первый же день...

Аполлон от комментариев воздержался.

На обратном пути разведчики привели овцу, один из моряков занялся её забоем и приготовлением.

— Такая диета не по мне, — сказал Одиссей за ужином. — Утром отплываем.

На закате стадо овец само вернулось в пещеру.

— Если смириться с диетой, то здесь можно жить долго, — заметил Ромашкин, порадовавшись овечьей дисциплине.