Полночное солнце

В нашем путешествии мне отвели скромную роль пассажира, поэтому всё, что нужно было делать, – это сидеть в нартах и глазеть по сторонам. Жиль стоял сзади на лыжах нарт и командовал упряжкой. Как ни странно, сидеть в санях оказалось совсем не холодно, а вот лицо явно стоило замотать – дул встречный ветер, да и морозец был неслабый. Мышцы лица у меня свело довольно быстро, хотя я не вполне уверена из-за чего – из-за мороза или из-за довольной улыбки, которая никак не сползала с лица. Попытки снять видео были заброшены почти сразу: на каждой кочке нарты подбрасывало вверх, да и снимать тёплые рукавицы, чтобы удержать камеру, было сущим мучением, поэтому больше мне ничего не оставалось, как смотреть и восхищаться. Буквально несколько дней назад я с умилением смотрела, как четверо оленей гуляли под моим окном (кстати, они по-прежнему были там, исправно кушали и толстели). Тут же паслись стада по пятнадцать голов. При виде нас они вскидывали свои безрогие головы и убегали в заснеженные горы. Через некоторое время мы сделали остановку – собакам по солнцу стало, видите ли, жарковато бежать (мои же конечности потихоньку коченели) – потом свернули в каньон и поехали дальше по льду, сковавшему реку.

Знаете, наш посёлок шумным, мягко скажем, не назвать, но в горах нет вообще ни единого звука. Буддистам тут было бы хорошо: сиди себе и медитируй на здоровье. Мороз, правда… Вскоре нарты наскочили на какую-то неровность и резко повернулись на девяносто градусов, так что несколько мгновений я проехала на боку. Затем дорога пошла вниз, и собаки весело понеслись вперёд, а я выпучила глаза и подумала, как бы сгруппироваться, чтобы не вывалиться, но всё обошлось. Мы остановились, и звери, тяжело дыша, легли остывать на снег. Я уже не чувствовала ног, но продолжала улыбаться – мышцы лица свело окончательно.

Жиль поведал, как он в одиночку прошёл от Мурманска до Уэлена. На это ему понадобилось четыре года. Передвигался он и на байдарке, и на оленях, и на собаках (кстати, на острове Врангеля остались щенки от его упряжки).

– Вот у меня там вожак был… – задумчиво сказал Жиль, поглаживая Пушкина. – Настоящий друг. Таких у меня больше нет. За всё время моего каюрства (а это очень долго) у меня было больше пятидесяти собак. Это хорошая жизнь, и я никогда не бываю один: со мной всегда мои друзья.

Когда мы вернулись обратно, я с трудом держалась на ногах и была ужасно благодарна Жилю за то, что он отказался от помощи в распрягании собак. Но все страдания замёрзшей плоти – ерунда, я теперь точно убеждена, что такая жизнь и не такого стоит!

Глава 6 Сила сарафанного радио

Я иду вниз по улице. Справа и слева пятиэтажные, ярко раскрашенные дома. На одном из них висит тёмно-красный баннер с мужчиной, бьющим в бубен. Он замахнулся рукой и вот- вот ударит по нему, и раздастся зычный, ошеломляющий звук. В отсветах костра видны другие лица, их узкие глаза блестят, а чёрные блестящие волосы развеваются на холодном ветру. Вот- вот, ещё мгновение и… Я открываю глаза. На часах 6:05. Я в другой Арктике, и мне пора на работу. Да какого ж чёрта мне почти каждый день снится Чукотка? Каждый сон так реален, что я и сейчас могу закрыть глаза и с точностью представить себе улицу Отке, Энергетиков, сопку Михаила, хоть прошло уже больше года с того момента, как я была там последний раз.

Ночью опять мело и занесло всю лестницу, а сейчас ярко светит солнце, на горизонте гористые необитаемые острова. В школе уже раздевают маленького Женю. Его папе сегодня надо пораньше на смену, поэтому я должна быть на месте уже в 6:50, а не в официальные 7:15. Переодевшись в шортики и майку, Женя бросается к игрушкам, но я ловким движением перехватываю его. С детьми ясельного возраста нужно много заниматься мелкой моторикой, и я, начитавшись всяких книг и советов, сажаю его к себе на колени и начинаю разогревать ладони мальчика, по очереди соединяю его пальцы, заставляю делать упражнения. Наконец, я отпускаю его, и он летит к вожделенному конструктору.

Тишина. По улице, скрипя снегом, идут две узбечки в огромных, до колен, куртках. Они всегда ходят вдвоём и одновременно здороваются. Они маленькие, говорят с заметным акцентом, но я чувствую к ним симпатию и определённое уважение: приехать из тёплого Узбекистана сюда, в мороз, где нет ничего привычного для них…

От раздумий меня отвлекает скрипнувшая дверь. В комнату втолкнули светловолосого мальчика Мишу, и он по своему обычному сценарию начал реветь. Я теперь знаю, что с этим делать: подхожу к нему и делаю вид, что выключаю его:

– Миша, чик! Я отключила тебя!