– Простите, сэр, что вы имеете в виду? – вырывается у одной из рееви. – Как это можно извлечь инспайров? Разве Аннун не
– Верно, мисс Аткинсон, – кивает лорд Элленби. – И только иммралу могло прийти в голову попытаться сделать такое. Но Мидраут – один из сильнейших иммралов, о каких только мы слышали. И когда он стал вытягивать из Аннуна инспайров, он создал такие зоны, своего рода карманы, в которых не могли существовать ни инспайры, ни воображение. Но все наше ощущение своего «я» опирается на воображение. И если его отнять у нас, ну…
Он предоставляет нам самим вообразить это самоубийственное безумие, невозможность понять, кто мы такие. Не в смысле «я не могу вспомнить, что я пятнадцатилетняя девочка», а в смысле отсутствия осознания самой своей сути.
– Вы видели сегодня в «Глобусе» один из таких карманов. Их называют календами, и это самое опасное, на что только можно наткнуться в Аннуне. Двадцать лет назад мы находили их повсюду, – продолжает лорд Элленби. – И наконец мы сумели связать их с Мидраутом. Он использовал свою силу и свое положение главы танов, чтобы заметать следы, но с помощью морриганов мы сумели изгнать его из танов.
Я думаю о статье, которую читала, и о том, что говорил мне папа: Мидраут на какое-то время брал нечто вроде перерыва, удалившись от публичной деятельности.
– Но мы совершили ошибку, – признается лорд Элленби. – Мы предполагали с помощью морриганов лишить воображения его самого, и тогда он уже не смог бы вернуться в Аннун. Но он сбежал до того, как они успели закончить дело. И несколько месяцев спустя некий ассасин – трейтре – начал убивать наших рыцарей. Его нанял Мидраут. Кто знает, зачем он это сделал. Некоторые думают, что это была месть, или он просто хотел показать свою силу. А я лично думаю, что это было для него способом вернуть часть утраченной гордости. Но какова бы ни была причина, тот единственный трейтре сумел убить почти две сотни рыцарей за три месяца.
Все молчали. Я смотрела на монумент и на сотни вплавленных в него предметов. И теперь я понимала, что каждый из них был оружием погибшего рыцаря, когда тот был жив. Я отмечаю взглядом наушники, грубо разломленные пополам, и почти слышу отчаяние и ужас того рыцаря в его последние секунды. Ленты шелестят на ветерке, дующем с реки, шепча о потерях и сожалениях.
– Мы годами охотились на Мидраута в Аннуне, – снова говорит лорд Элленби. – Мы на самом деле никогда и не сомневались, что он оправится. У нас были некоторые представления о том, чем он занимается и где проникает в Аннун, и нам известно, где он устроил свою базу, но из-за его Иммрала нам слишком опасно сталкиваться с ним, пока мы не узнаем намного больше. Тот календ, который вы только что обнаружили, подтверждает наши страхи – тем более учитывая его взлет в Итхре: его сила полностью восстановилась. А поскольку Мидраут снова ищет власти, нам всем нужно быть готовыми к тому, что он попытается закончить то дело, которое начал много лет назад.
Шепот вспыхивает снова; встревоженные сквайры теперь гадают, на что они подписались, черт побери, решив стать танами. Я обхожу сад по периметру, мое сердце колотится, переполненное этим новым знанием. А потом я вижу то, что искала. Яркая красная лента с надписью знакомым почерком на одной стороне – почерком мамы.
«Эллен, милая, – написано там, – вернись ко мне».
20
Горе погрузилось в глубокий колодец внутри Уны. Иногда ей казалось, что она может сойти с ума, если не проколет себе лодыжку и не выпустит его наружу. Это была ее вина. Если бы она не стала расследовать дела Мидраута, ничего бы не произошло. Может, он старался ради пользы сновидцев. В конце концов, кто она такая, чтобы судить о моральной стороне тайных экспериментов в Аннуне?
Когда погибли Эллен и Клемент, лорд Ричард перенаправил ее к паломидам. И теперь она была здесь, следуя за Джеффри Грином через Камден, пытаясь затоптать свой ужас. Палатки и бары предлагали множество укрытий, где мог спрятаться Мидраут. Но
За гамом сновидцев Уна почти не слышала негромких голосов рыцарей рядом. Она повернулась в седле – и вдруг точно осознала, что случилось с Эллен и Клементом. Так вот что творил Мидраут.
Существо, возвышавшееся над ней, было прекрасно – и не потому, что было золотым, а благодаря своей грации. И бесстрашной уверенности в том, что оно – самое могущественное существо в этом городе. На мгновение Уна даже порадовалась, что ее друзей не уничтожил какой-нибудь заурядный кошмар.
Тварь одним прыжком перескочила через Уну и упала на одного из ее спутников, одним ударом оторвав голову его лошади.
– Нужно немедленное подкрепление! – крикнула Уна в свой шлем, пока Джеффри как мог перестраивал полк. – Он раздобыл трейтре! Это трейтре!
Она не слышала ответа харкера.
– Уна, назад в Тинтагель! – кричал Джеффри, безрезультатно стреляя, пока тварь вытанцовывала вокруг него.