Мы держим путь на восток, повторяя маршрут, которым я и Андраста шли в мою первую ночь в Аннуне. Но прежде, чем мы доходим до «Тауэр-Хилл», лорд Элленби поворачивает в какой-то проулок. Вдали я вижу статую и соображаю, что это та самая, которую я заметила с главной дороги в свою первую ночь здесь. Когда мы подходим ближе, проулок открывается в какой-то внутренний сад. А статуя оказывается чем-то вроде монумента – это обелиск, увенчанный шаром, на нем вырезана эмблема танов. Он не золотой, как мне показалось в ту ночь, он янтарный, и проходящие через него солнечные лучи сплетаются в своего рода одеяло, укрывающее весь сад. Внутри янтаря виднеется множество самых странных предметов, сотни, по видимости, случайных вещей: игрушечный солдатик, серебряная чашка, даже пара перчаток. Мне казалось, что ленты, которые я заметила несколько месяцев назад, привязаны к самому обелиску, но они свисают с деревьев и цветов, что окружают это пространство.
Все остальные толпятся вокруг обелиска, но мой взгляд приковали бумажные ленты, висящие на ветке над моей головой. Это не просто украшение: ленты покрыты записками.
Клемент и Эллен – они были в списке маминого полка в тех архивных записях. Но тут лорд Элленби начинает говорить, и имена вылетают у меня из головы.
– Пора вам узнать кое-какую горькую правду о нашем прошлом.
Он умолкает, и я почти уверена, что он смотрит на Олли и меня, как будто оценивая, насколько мы готовы услышать то, что он собирается сказать. Я вскидываю голову, отвечая на его взгляд как можно более уверенно.
– Все вы знаете об инспайрах. Вы знаете, что мы можем только изменять их в ограниченных пределах, но даже и это трудно. Ну, то есть это не для всех так.
Сквайры топчутся на месте, не понимая, какое все это имеет отношение к случившемуся в «Глобусе» или как это связано с монументом, перед которым мы стоим, да еще вдруг мысль о том, что те основные правила, которым нас учили, могут оказаться неверными…
– Время от времени появляется некто, кто может манипулировать инспайрами, как захочет. А если вы можете управлять инспайрами, вы можете управлять воображением. Такие люди могут читать и контролировать мысли всех и каждого в Аннуне.
–
Я тут же представляю, что способна заглядывать в чужие мысли – могу сразу увидеть, что они думают обо мне. А потом изменить это, заставить перестать дразнить меня. Даже вызвать симпатию ко мне. Мою грудь наполняет тоска желания. Да, это было бы нечто.
– Такая сила рождается один-два раза за поколение, но, когда это случается, об этом все знают. Первым известным нам человеком, обладавшим подобной силой, был король Артур. Поэтому такие способности называют иногда Королевской Силой.
– Очень оригинально, – замечает Олли.
– Но их настоящее название – Иммрал.
Это слово тоже есть в архивах, в папке короля Артура.
– Люди, обладающие Иммралом, пользовались им и ради великого добра, и ради великого зла. Королева Боудикка[20]
, Чингисхан, даже Моисей. Видите ли, люди с Иммралом способны создавать сны и кошмары. Подумайте о том, что бы вы могли сделать для сновидцев, имей вы такую власть.Я мыслила слишком узко, слишком ограниченно, когда представляла, что заставляю людей менять отношение ко мне. Я могла бы заставить их полюбить меня. Я могла бы натравить их на Олли, точно так же как он напускает других на меня. Я в ужасе отшатываюсь от этой мысли, вспомнив недавний разговор с Олли, но, возможно, мне нужно было бы дать ему слегка попробовать то, через что он вынуждает проходить меня.
А лорд Элленби уже снова говорит:
– Около тридцати лет назад, когда я был молодым рыцарем, появился некий сквайр, обладающий Иммралом. Мы сразу это поняли, потому что все иммралы имеют еще одну общую черту, кроме силы: у них у всех фиолетовые глаза.
Сквайры вокруг меня вскрикивают и начинают перешептываться, слышится имя Себастьяна Мидраута. Мы с Олли и Рамешем переглядываемся.
– Да-да, – ворчливо произносит лорд Элленби. – Очень странно – узнать, что некто, известный в Итхре, был некогда одним из вас. В тот день все тоже были взволнованы. Себастьян Мидраут стал самым молодым главой танов в истории Тинтагеля. Но я ведь сказал, что иммралы использовали свою силу и для добра, и во зло. Ну вот, Мидраут не принадлежал к творящим добро. Нам понадобилось некоторое время, чтобы разобраться в этом, но он начал ставить опыты над сновидцами. Проверять, насколько он может повлиять на их сознание, пока они не сойдут с ума. Выяснял, какие именно кошмары лучше всего годятся для управления их воображением. И он начал извлекать инспайров из Аннуна.