Полночные близнецы

– Понимаю, это немножко пугает, да?

– Ты очень талантливая художница, Ферн, – говорит мне Клемми.

Ее глаза блестят, голос уж слишком веселый. Она возвращается в гостиную, не дожидаясь ответа.

Я стою в коридоре. Женщина по имени Уна Горлойс загадочно смотрит на меня, у нее яркие глаза и понимающая улыбка. Она станет Уной Кинг, матерью Ферн и Олли, но в тот момент, когда был сделан этот портрет, она еще не связана семьей, и я вижу, что она наслаждается свободой.

Позже, тем вечером, когда папа готовит себе сэндвичи с беконом, салатом и луком, чтобы не заснуть во время ночной смены, мы с Олли в последний раз желаем ему счастливого Рождества и отправляемся в свои спальни. Я уже в пижаме, когда раздается стук в мою дверь.

– Клемми? – окликаю я.

Я искренне надеюсь, что она не затеяла какой-нибудь «девичий разговор по душам». Хотя, наверное, мне бы следовало попытаться поговорить, особенно после того, через что ей пришлось пройти по моей вине.

– Это Олли.

Он чуть приоткрывает дверь.

– Чего тебе?

– Хотел убедиться, что ты в порядке после… после прошлой ночи.

– Я в порядке. – Это ложь.

Олли пару мгновений топчется у двери, потом проскальзывает внутрь и закрывает за собой дверь.

– Ты ведь понимаешь, что вся эта кровь из носа и ушей – из-за того, что ты пользуешься своей силой, так? – говорит он.

– Конечно. Я не глупа, – огрызаюсь я.

Но вообще-то, он застал меня врасплох, потому что я не связывала эти два факта. Прошлой ночью лорд Элленби провел меня через все те случаи, когда я использовала свой Иммрал, не осознавая этого, – вроде того, как поднимала Лэм над огромной стеной в первой попытке или меняла инспайра в лоскуте шерсти. И конечно, была еще наша с Олли реакция на календ Мидраута в театре «Глобус». Инстинкт меня не обманул: у нас не было аллергии на лианы, у нас была аллергия на полное отсутствие инспайров.

– Я что-то не замечала, чтобы и у тебя шла кровь носом, кроме последней ночи, – говорю я. – Может, это потому, что твой Иммрал не так силен, как мой?

– А может быть, потому, что я не настолько глуп, чтобы злоупотреблять своей силой, – возражает Олли. – Как бы то ни было, это кровотечение не радует. Мне пришлось весь обед сидеть рядом с этими покрытыми коркой ушами.

– Вот поэтому я и не стала их мыть, – сладким тоном произношу я.

Олли кривится, глядя на меня, и мы умолкаем. Снизу доносится голос папы, он подпевает звучащей по радио песне «Пусть идет снег».

– Когда ты узнал? О силе, я имею в виду, – спрашиваю я, говоря чуть громче, чтобы заглушить голос Клемми, присоединившийся к папиному.

– Я не понимал, что это такое, до ночи у монумента. Но я чувствовал воспоминания и эмоции людей в Аннуне с тех пор, как вокруг меня вспыхнул тот свет. Я именно так и узнал о том, что Мидраут был главой танов. Та табличка в саду… Ну, когда я прикоснулся к пустому пространству, я увидел Мидраута в кресле лорда Элленби.

– И ты никому ничего не сказал?

Олли пожимает плечами:

– Думал, что можешь заглянуть в их мысли, а они ни о чем не догадаются, да?

– Нет, все совсем не так, – зло бросает Олли. – Я… я старался этого не делать. Я притворялся, что ничего не происходит, ясно? Я старался ни до кого не дотрагиваться, а если это случалось, старался не обращать внимания на те образы и чувства, что лезли мне в голову.

– Потому что ты не хотел выглядеть чокнутым.

Олли снова пожимает плечами:

– А что, ты меня осуждаешь?

– Нет, – искренне отвечаю я. – Я просто думаю, что это забавно, учитывая то, что ты годами превращал мою жизнь в ад, потому что считал меня чокнутой.

Глаза Олли загораются гневом.

– Послушай… – начинает он.

– Давай это оставим? – перебиваю я его.

Сегодня мне не хочется злиться, и я не говорю того, что сказала бы, пожелай я затеять ссору. И если та часть Иммрала, что досталась Олли, дает ему возможность по-настоящему понимать чувства других людей, то это лишь хорошо.

– Наверное, теперь лорд Элленби хочет заставить нас работать вместе, – говорю я, пытаясь сменить тему.

Олли иронически фыркает:

– Это уж точно.

Песня внизу кончается, Олли собирается уходить. Когда он приближается к двери, я вспоминаю еще кое-что.

– А что ты видел? Когда лорд Элленби держал твою руку?

Олли оборачивается:

– Много всякого. И без особого смысла. Думаю, я видел его семью в Итхре. И еще там был какой-то морриган в саду, его кормила какая-то женщина, а потом та же самая женщина наклонялась над сновидцем. Все пронеслось так быстро, что я ничего не понял.

– Тогда почему ты потом выглядел так странно?

Олли немножко подумал, прежде чем ответить.

– Наверное, это из-за эмоций, связанных с теми воспоминаниями. В них не было никакой радости. И в нем тоже. Вообще никакой радости.

24

Рождественская ночь в Аннуне предположительно должна быть для танов одной из спокойнейших ночей в году, но мы с Олли, прибыв в Тинтагель, никакого спокойствия не видим. На галереях слышатся крики, рееви машут руками, показывая друзьям на нас, харкеры шумно приветствуют нас, когда мы проходим мимо их столов. Но это и в сравнение не идет с тем громом приветствий, который раздается, когда мы входим в рыцарский зал.