Полночные близнецы

Автор той книги в госпитале утверждал, что во всем Аннуне существует не больше тридцати трейтре, – но здесь их должно быть по крайней мере три сотни.

– Разве такое возможно? – в ужасе произносит Самсон.

– Это же целая армия, – бормочу я.

– Надо идти.

Самсон пытается потянуть меня назад, но я застыла, как прикованная к месту. Я прежде гадала, как могло случиться, что харкеры не замечали трейтре, но теперь я понимаю. Трансформация заняла всего несколько секунд, а до того момента каждый из монстров выглядел как обычный человек. И просто невозможно было выделить этих людей из толпы сновидцев – до того самого мгновения, когда они перерождались. У патрульных не было ни единого шанса.

В дальнем конце зала один из трейтре прогуливается длинными шагами. И если остальные трейтре медные, или серебряные, или бронзовые, то этот являет собой холодное сверкающее золото. И у него нет огромных отвисших челюстей, как у некоторых, – вообще-то, непохоже, чтобы у него имелся хоть какой-то рот. И он, может быть, не самый огромный из всех, но он двигается с такой точностью и грацией, что легко понять, почему он главный. Кое-что из того, что записала в своем дневнике мама, заставляет меня похолодеть. «Золотой трейтре пришел за мной сегодня». Не эта ли самая тварь убила всех тех рыцарей пятнадцать лет назад? Не это ли существо убило маму?

– Идем, Ферн.

Я позволяю вытащить себя в коридор. Самсон толкает меня в правый проход. Наконец впереди виден конец туннеля. Я протискиваюсь в него и выползаю на земляной пол, радуясь ощущению знакомой субстанции, пусть это всего лишь грязь. Когда мы оказываемся на лужайке у пушек, я направляюсь к тропинке, что приведет нас к тому месту, где ждут Лэм и Олли, – хотя всем телом и всеми мыслями я сосредоточена на золотом трейтре.

– Погоди! – говорит Самсон. – Мальчик, помнишь?

Конечно. Я не могу позволить тому, что мы только что видели, вывести меня из равновесия, – не могу, пока у нас еще есть здесь дело.

Мы снова пробираемся в склады, проходим по уже знакомым коридорам и наконец видим тот, где расположены камеры. Последней горсточкой своих инспайров я отпираю замок и киваю сидящему на полу мальчику, приложив палец к губам. Он вскакивает на ноги, а птичка садится ему на плечо, когда он спешит к нам.

Но тут же замирает, его лицо искажается от ужаса. Потом и я это чувствую. Дверь оживает, она сгущается вокруг меня, пытаясь запереть меня в камере.

– Это он! – шипит Самсон. – Выбирайся!

Он тянет меня, а я тянусь к мальчику, который вцепляется в мою руку. Птица в тревоге подпрыгивает на его плече. Древесина двери пытается пробиться прямо сквозь меня и в одно жуткое мгновение уже начинает взламывать мою грудь.

– Сосредоточься, Ферн, – требует Самсон.

И я закрываю глаза, концентрируясь на инспайрах внутри двери, отталкивая их. Что-то взрывается у меня во лбу, из носа хлещет поток горячей жидкости – но дверь отступает, позволяя мне выскользнуть наружу. Мальчику не так повезло. Я все еще держу его руку, но он теперь застрял внутри двери, и расплавленная древесина течет вокруг него. Его голова и плечи торчат снаружи, но от торса и ниже он в плену. Усики дерева прокалывают его кожу, и он кричит от боли и страха.

Мы с Самсоном бросаемся на дверь. Самсон продолжает тянуть мальчика за исчезающие руки, а я пытаюсь сосредоточить всю оставшуюся у меня энергию на инспайрах внутри древесины, приказывая им отойти. Но Мидраут уже близко, и его приказы куда более могущественны.

– Ферн, прошу! – вскрикивает Самсон.

Все его мускулы напрягаются в попытке освободить мальчика.

– Не могу! – всхлипываю я. – Инспайры не слушаются!

Мальчик уже не может кричать – древесина вынудила его открыть рот и заползла в горло, поглощая его теперь изнутри. Но птица все еще на его плече. Она смотрит на него, смотрит на меня. И вдруг клюет мальчика в ухо – прощальный поцелуй. Потом взлетает и зависает в воздухе передо мной, пытаясь что-то сказать. Я понимаю. Я протягиваю дрожащую руку, и птичка, взмахнув крылышками, снова превращается в инспайра, и я из последних сил швыряю его в текучую древесину.

На секунду дверь просто замирает. Потом, как видео, которое перематывают в обратную сторону, маленький инспайр-птичка начинает свою работу, и древесина выползает обратно изо рта мальчика, спускается от его плеч вниз по телу, и наконец мальчик падает на руки Самсона. Я тоже падаю на пол, полностью истощенная, голова полна пульсирующей боли, перед глазами прыгают черные точки.

– Отлично, а теперь бежим отсюда, – слышу я рычание Самсона.

Он рывком поднимает меня на ноги, мальчик в его руках – как увядший цветок. Я, спотыкаясь, спешу за Самсоном. Стены все еще движутся, живой лабиринт пытается поймать нас в ловушку, но на этот раз Самсон спокоен, и это придает мне сил.

– Думаю, в эту сторону, – говорю я, чувствуя облегчение, когда мы добираемся до какого-то тупика.

Самсон идет впереди туда, куда я показала, и вскоре мы видим пятнышко света – серого дневного света, не искусственной серости сознания Мидраута. Внезапно стены начинают вибрировать еще сильнее.