Из квартиры была видна только берлога лесоруба и угольщика, который также продавал паршивое вино. Золоченая лошадиная голова перед «Бушери-Шевалинь», в витрине которого висели желто-красно-золотые туши, и выкрашенный зеленой краской кооператив, где они покупали вино, хорошее и дешевое. Все остальное – оштукатуренные стены и окна соседей. По ночам, когда кто-то лежал пьяным на улице, кряхтя и постанывая в типичном французском хмелю, которого, как утверждала пропаганда, не существует, соседи распахивали окна, и слышался шорох голосов.
«Где жандарм? Когда он не нужен, эта скотина тут как тут. Небось с очередной консьержкой. Позовите агента». И так до тех пор, пока из какого-нибудь окна не выплескивалось ведро воды, и стоны не умолкали. «Что это? Вода. Ах, как толково». И окна захлопывались. Мари, прислуге, не нравился восьмичасовой рабочий день. «Если муж работает до шести, по пути домой он успевает выпить совсем чуть-чуть и не просаживает все деньги, – говорила она. – Если же он работает лишь до пяти, то напивается каждую ночь, и денег у него нет. В итоге от сокращения часов страдает жена рабочего человека».
– Не хочешь еще бульона? – спросила она.
– Спасибо, нет. Очень вкусный.
– Хотя бы чуть-чуть.
– Я бы предпочел виски с содовой.
– Тебе вредно.
– Да, вредно. Слова и музыка Коула Портера. Мне вредно, когда с ума ты сходишь тщетно.
– Ты ведь знаешь, что мне нравится, когда ты пьешь.
– Да, только мне это вредно.
Когда она уйдет, выпью сколько захочу, думает он. Нет, не сколько захочу, а сколько есть. Ох, до чего он устал. Смертельно устал. Нужно немного поспать. Он лежит не шевелясь, а смерти все нет. Должно быть, пошла в обход. Смерти разъезжают парами на велосипедах, и их колеса бесшумно скользят по мостовой.
Нет, он никогда не писал о Париже. О том Париже, который любил. А как насчет всего прочего, о чем он не писал?
Как насчет ранчо и серебристо-серых зарослей шалфея, стремительной прозрачной воды в оросительных каналах и темно-зеленой люцерны? Тропа поднималась в холмы, и летом коровы были пугливыми, как олени. Рев, размеренный топот, стадо медленно движется в облаке пыли, когда сгоняешь его вниз осенью. А за горами – ясная острота пика в вечерних лучах, и яркий лунный свет ночью в долине. Он вспомнил, как спускался по лесу в кромешной темноте, держась за лошадиный хвост; вспомнил все истории, что хотел написать.