Полное собрание рассказов

Ну а кто, кроме Каммингса? Молодой Аш? Не без способностей. Но поручиться нельзя. Евреи быстро сдают, хотя начинают сильно. Мак был тоже не без способностей. Дэна Стюарта можно поставить прямо за Каммингсом. Что-то было и в Хэддоксе. Может статься, и в Ринге Ларднере. Может статься – не более того. В стариках вроде Шервуда. В еще более древних, как Драйзер. Ну а кто там еще? Юнцы. Безвестные гении. Впрочем, таких не бывает.

И никто не искал того, чего он добивался.

Он видел этих Сезаннов. Портрет у Гертруды Стайн. Она-то почувствует сразу, когда у него получится. И отличные два полотна в Люксембургском музее, на которые он приходил каждый день поглядеть, пока они были на выставке в галерее Бэрнхейма. Солдаты, раздевшиеся перед тем, как купаться, дом сквозь деревья и еще одно дерево сбоку, отдельно от дома; нет, не бледно-малиновое, то на другом полотне. Портрет мальчика. Люди у него получались. Это, впрочем, полегче, он делал их теми же средствами, что и пейзаж. И Ник мог так поступить. С людьми было проще. Никто ничего в них не смыслил. Если казалось толковым, вам верили на слово. И Джойсу верили на слово.

Сейчас он знал точно, как написал бы Сезанн этот кусок реки. Живого его бы сюда, Господи, с кистью в руке. Они умирают, вот ведь в чем чертовщина. Работают всю свою жизнь, стареют и умирают.

И Ник, зная точно, как написал бы Сезанн этот кусок реки и соседнюю топь, встал и вошел в воду. Вода была холодна и реальна. Идя по картине, Ник пересек реку вброд. У берега, встав на колени на гравий, он ухватил мешок, где была форель. Он тянул всю дорогу мешок по мелководью. И хитрюга была жива. Ник развязал мешок, дал форели скользнуть в воду и глядел, как она припустила вперед со спинным плавником наружу и, виляя среди камней, ушла в глубину. «Все равно велика на ужин, – сказал себе Ник, – а я наловлю мелочи прямо у лагеря».

Ник вышел на берег, смотал лесу и двинулся сквозь кустарник. Он дожевывал сэндвич. Он торопился, и удочка мешала ему. Он ни о чем не думал. Он хранил что-то в памяти. Он хотел возвратиться в лагерь и сесть за работу.

Он шел сквозь кустарник, прижимая к себе удочку. Леса зацепилась за ветку. Ник стал, срезал ветку и снова смотал лесу. Он держал теперь удочку перед собой, так было легче идти сквозь кустарник.

Впереди на тропе он увидел лежащего кролика. Ник нехотя остановился. Кролик едва дышал. В затылок ему за ушами впились два клеща. Клещи были серые, налитые от выпитой крови, величиной с виноградину. Ник отцепил клещей, они шевелили ножками, головки у них были твердые, маленькие. Ник раздавил их ногой на тропе.

Ник приподнял с земли кролика, его тельце обмякло, глаза-пуговки потускнели. Он сунул его под куст душистого папоротника рядом с тропой. Опуская зверька на землю, Ник услышал, как бьется у него сердце. Кролик тихо лежал под кустом. Может, еще отдышится, подумалось Нику. Наверно, клещи прицепились к нему, когда он дремал в траве. До того плясал на лужайке. Кто знает.

Ник пошел по тропе, направляясь в лагерь. Он хранил что-то в памяти.

Произведения, впервые опубликованные в сборнике «Короткие рассказы»

Поездка на поезде

Отец прикоснулся ко мне, и я открыл глаза. Он стоял у кровати в темноте. Я почувствовал его руку на плече, и мозг мой тут же пробудился, хотя тело, похоже, продолжало спать.

– Джимми, ты проснулся? – спросил он.

– Да.

– Тогда одевайся.

– Хорошо.

Он стоял у кровати, и я хотел двинуться, но на самом деле еще спал.

– Одевайся, Джимми.

– Хорошо, – повторил я, продолжая лежать. Потом сон покинул меня, и я вылез из постели.

– Молодец, – похвалил меня отец. Я стоял на ковре и на ощупь искал одежду в изножье кровати.

– Одежда на стуле, – услышал я. – Надень чулки и ботинки. – И он вышел из комнаты.

Одеваться в холодной комнате – удовольствие сомнительное, и я не носил ботинок и чулок все лето. Так что теперь надел их безо всякой радости. Отец вернулся, сел на кровать.

– Ботинки давят?

– Жмут.

– Если ботинок жмет, надень его[140].

– Я и надеваю.

– Мы найдем другие ботинки, – добавил он. – Это не принцип, Джимми. Это поговорка.

– Понимаю.

– Вроде «у ниггеров заведено: двое против одного». Тоже поговорка.

– Мне больше нравится про ботинок, – ответил я.

– Она не совсем верная. Поэтому тебе и нравится. Приятные на слух поговорки не всегда верны.

Я шнуровал второй ботинок и одевался и никак не мог согреться.

– Тебе больше нравятся ботинки на кнопках? – спросил отец.

– Мне все равно.

– Если захочешь – они у тебя будут. Каждый, кто хочет ботинки на кнопках, должен их получить.

– Я готов. Куда мы едем?

– Мы едем далеко-далеко.

– Куда именно?

– В Канаду. Мы поедем и туда, – кивнул он. Мы вышли на кухню. Все ставни отец закрыл, на столе горела лампа. Посреди кухни стоял чемодан, большая дорожная сумка и два рюкзака. – Садись за стол.

Он принес с плиты сковороду и кофейник, сел рядом, мы съели яичницу с беконом и выпили кофе со сгущенными сливками.

– Съешь как можно больше.

– Я уже сыт.