– Следите за этим, – детектив указал на арестованного. Открыл дверь на площадку. Я пересек проход, подошел к окну. Вдоль железнодорожных путей тянулся забор. За забором начинался лес. Я посмотрел направо, налево. Детектив бежал вдоль состава. Больше я никого не увидел. Детектив вернулся в вагон, и они открыли дверь в туалет. С большим трудом, потому что сержант лежал на полу. Увидели, что окно поднято. Сержант чуть дышал. Его перенесли в вагон, арестованного подняли и усадили на сиденье. Детектив приковал его к ручке большого чемодана. Никто, похоже, не мог решить, что делать, то ли помогать сержанту, то ли искать сбежавшего коротышку, то ли что-то еще. Все высыпали из поезда и осматривали железнодорожные пути и опушку леса. Тормозной кондуктор видел, как коротышка подбежал к забору, перемахнул через него и рванул в лес. Детектив пару раз углублялся в лес. Потом возвращался. Арестованный прихватил с собой револьвер сержанта, поэтому разыскивать его в лесу было опасно. Наконец они решили добраться до ближайшей станции, где могли известить о случившемся местного шерифа и разослать приметы коротышки. Мой отец помогал им с сержантом. Он промыл рану, нанесенную между ключицей и шеей, послал меня за бумагой и полотенцами в туалет, сложил в несколько слоев, накрыл этой «пробкой» рану и привязал рукавом от рубашки сержанта. Они устроили его поудобнее, и отец вымыл ему лицо. Он по-прежнему был без сознания, но отец сказал, что рана не опасная. На станции сержанта сняли с поезда, и детектив вышел вместе со вторым арестованным. Его лицо стало белым как мел, а на виске вздулся огромный синяк. Он тупо смотрел перед собой, когда выходил из вагона, и спешно делал все, что ему говорили. Мой отец вернулся в вагон после того, как убедился, что больше ничем не может помочь сержанту. Его положили в автомобиль и повезли в больницу. Детектив рассылал телеграммы. Мы стояли на площадке, когда поезд тронулся, и я увидел, что арестованный стоит на платформе, прижавшись затылком к стене. Он плакал.
От всего случившегося меня мутило, и мы пошли в вагон для курящих. Тормозной кондуктор раздобыл ведро и тряпки и отмывал кровь.
– Как он, док? – спросил он моего отца.
– Я не врач, – ответил отец. – Но, думаю, с ним все будет в порядке.
– Два здоровенных детектива, – тормозной кондуктор пожал плечами, – и не смогли справиться с одним мозгляком.
– Вы видели, как он вылезал из окна? – спросил мой отец.
– Конечно, – кивнул тормозной кондуктор. – Или я видел его, когда он бежал к забору.
– Узнали его?
– Нет. Когда увидел – нет. Как ему удалось зарезать его, док?
– Наверное, набросился на него сзади, – ответил отец.
– Интересно, где он раздобыл нож?
– Не знаю, – ответил мой отец.
– А второй бедолага. Он даже не попытался бежать.
– Не попытался.
– Этот детектив сильно его отделал. Вы видели, док?
– Да.
– Бедолага. – Пол тормозной кондуктор отмыл дочиста, и в вагон мы прошли по влажной поверхности. Потом двинулись дальше, к нашим местам в другом вагоне. Отец сел, долго молчал, и мне оставалось только догадываться, о чем он думает.
– Так вот, Джимми, – наконец нарушил он тишину.
– Да.
– И что ты теперь об этом думаешь?
– Я не знаю.
– Я тоже, – кивнул отец. – На душе погано?
– Да.
– Мне тоже. Ты испугался?
– Когда увидел кровь, – ответил я. – И когда он ударил арестованного.
– Это понятно.
– А ты испугался?
– Нет, – ответил отец. – На что похожа кровь?
Я думал с минуту.
– Она густая и гладкая.
– Да, кровь гуще воды, – кивнул отец. – И ты непременно столкнешься с этим во взрослой жизни.
– Это поговорка, и она про другое, – ответил я. – Она про семью.
– Нет, – покачал головой отец. – Кровь действительно гуще воды, но это всегда неожиданно. Вспоминаю тот случай, когда впервые это выяснил.
– И как?
– Я почувствовал, что мои ботинки полны ею. Густой и теплой. Все равно что вода в сапогах, когда мы охотимся на уток, только теплая, густая и обволакивающая.
– Когда это случилось?
– Очень давно, – ответил отец.
Проводник
Когда мы собрались ложиться, отец сказал, что я могу занять нижнюю полку, потому что рано утром мне, возможно, захочется посмотреть в окно. Он добавил, что ему все равно, какая полка достанется ему, и пока он ложиться спать не собирается. Я разделся и сложил одежду в сетку, надел пижаму и забрался в постель. Выключил свет и поднял шторку, но мне становилось холодно, если я садился и выглядывал в окно, а лежа я ничего не видел. Отец вытащил чемодан из-под моей полки, открыл его, достал пижаму и положил на верхнюю полку, потом достал книгу, бутылку и наполнил фляжку.
– Включи свет, – предложил я.
– Нет, – ответил он. – Мне свет не нужен. Тебе хочется спать, Джим?
– Пожалуй.
– Тогда спи. – Он закрыл чемодан и задвинул под полку. – Ты выставил ботинки в коридор?
– Нет. – Они лежали в сетке, и мне пришлось бы вставать, чтобы взять их, но он сам их нашел и выставил в коридор. Потом задернул портьеру.
– Вы не собираетесь спать, сэр? – спросил проводник.
– Нет, – ответил мой отец. – Я собираюсь немного почитать в умывальной.