Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 1

Прозрачна ночь, и луна сияет.
Карл лег спать, о Роланде жалеет,
Об Оливье вспомнить ему тяжко,
О двенадцати пэрах и французской рати —
В Ронсево своих людей оставил мертвых.
Места себе не находит, всё плачет.
Молит Бога, чтоб приласкал их души.
Устал король, велико его горе,
И прикорнул, заснул, не может больше.
На всех лугах теперь спят французы.
И нет коня, который стал бы стоймя
И пощипал бы травку, — лежа щиплет.
Кто горе мыкал — научится много.

Карл спит, как человек усталый.

Бог к нему подослал Гавриила
И велел ему стеречь государя.
Ангел всю ночь стоял в изголовьи
И возвестил ему сонным виденьем,
Что против него готовится битва,
Предупредил его знаменьем суровым.
Карл посмотрел на вышнее небо:
Громы рокочут, гуляет ветер с градом,
Сильные грозы и чудесные бури;
Пламя горит — огонь приготовлен.
Падает пламя на голову людям,
Копья сжигает из яблони и дуба
И все щиты с золотым украшеньем,
Вдребезги древки этих острых копий,
Скрипят кольчуги и медные шлемы.
В страшной беде свое рыцарство видит:
Съесть их хотят леопарды, медведи,
Змеи, гиены, драконы и черти,
Одних гриффонов больше чем тридцать тысяч.
Нету француза, что не ластился б к небу,
И кричат французы: «Шарлемань, помогите!»
Обуяла Карла и скорбь, и жалость —
Собрался помочь, но ему помешали —
Огромный лев из древесной чащи,
Со всех сторон ужасен, горд и страшен.
Прыгает лев, напал на тело Карла,
Между собой у них единоборство,
И неизвестно, кто кого погубит.
А государь еще не проснулся.

После он видит знаменье другое:

Будто стоит на крыльце в милом Айсе
И на двойной цепочке держит дога.
От Арденн спустились тридцать медведей —
Все говорят человеческой речью.
И говорят: «Сир, отдайте нам дога,
С вами ему оставаться негоже,
К родичам нашим мы спешим на помощь».
Спрыгнул с крылечка в толпу медвежью
И напал на медведя-великана,
Самого рослого на траве зеленой.
Видит король чудесное сраженье,
А кто кого победит — неизвестно.
Это архангел показал баронам,
А Карл спит до самой денницы.

В Саррагосу бежал король Марсиль.

Под оливой спешился, в тень прилег.
Саблю снимает, и шлем, и бронь,
На зеленой траве безобразно лег,
Правую руку потерял совсем,
Мучится, корчится, кровью истек.
С ним стоит жена Бранимонд,
Плачет, кричит, кривит от боли рот,
С ним тридцать тысяч из поганых орд,
Клеплют на Францию и на Карлов род.
К Аполлону прибежали в грот,
Оскорбляют его, ругают, клянут:
«Эй, дрянной бог, что причинил нам стыд,
Это наш царь, зачем его прибил?
И мы тебе по заслугам дадим!»
За руки берут, вешают на столб
И на землю бросают к ногам,
Сильно издеваются, палками бьют;
У Тервагана забрали карбункул
И Магомета столкнули в яму —
Пусть его там кусают собаки.

От сильных ран оправился Марсилий,

Перенесли его в сводчатую спальню
С камнем цветным и с росписью узорной;
Плачет над ним царица Бранимонда,
Волосы рвет, клянет свою участь,
Одно и то же кричит, причитает:
«Эй, Саррагоса, ты теперь сиротка —
Власти лишилась милого Марсиля!
Сильно подвел нас наш изменник-идол:
Он допустил, что все погибли в битве.
Если хватит сердца у эмира,
С этими храбрыми он должен сразиться —
С лица они горды, не жалеют жизни.
Борода императора цветет, как яблоня.
Слуг у него много, еще больше доблесть:
Никогда не убежит с поля битвы.
Очень жалко, что его не убили!»

По доброй воле могучий Карл

Семь круглых лет испанский вел поход,
Замков взял пропасть и тьму городов.
Сильно озабочен король Марсиль,
К письмам своим печать приложил
И к Балигану послал в Вавилон,
Старый эмир и почтенный он,
Старше Вергилия и Гомера времен, —
Чтоб шел в Саррагосу на помощь барон.
Если нет, он бросит служить богам,
У всех своих идолов отнимет почет,
В христианскую веру сам перейдет,
Пред Карлом Великим склонит свой лоб.
А тот далеко, ему трудно поспеть,
В сорок за войском послал государств,
Верблюдов больших привезти приказал.
Много лодок и барок и много галер.
В Александрию, корабельный порт,
Весь оснащенный согнал свой флот.
На дворе стоял май — первый теплый день.
Всё войско качалось на морской волне.

Огромное войско у поганых людей —

Парус крепят, направляют руль,
И на верхушках высоких мачт
Много карбункулов и фонарей:
Сверху такой разливают свет,
Что ночью море еще красивей.
И когда к испанской пристали земле,
Вся земля заискрилась от огней,
И Марсиль услышал шум новостей.

Нет угомону на племя язычников,

Вводят корабли в воду сладкую, пресную,
Миновали Марброзу, Марбризу проехали,
Вверх по Эбру корабли поворачивают.
Довольно на них фонарей и карбункулов:
Всю ночь от них пышет огромное полымя.
Пришли они в Саррагосу.

Ясный день, и солнце прекрасно.

Вышел эмир из парусной барки.
За ним большая свита испанцев:
Семнадцать царей идут за ним сзади,
Князей и графов и считать не желаю.
И на лужайке посредине лагеря
На траве зеленой стелют белое полотнище,
Ставят кресло из кости слоновой.
Сел на него Балиган-язычник,
Другие не сели, ожидают стоя.
Самый главный взял слово первым:
«Слушайте, рыцари храброй породы, —
Карл-государь, император французов,
Не сядет обедать без моего приказу,
По всей Испании громил меня войною —
До нежной Франции за ним я буду гнаться
И до конца моих дней не успокоюсь,
Покуда он за меч не сможет взяться».
И колено бьет своей правой перчаткой.

Когда сказал, объявились упрямцы:

Не пойдут — посули им золотые горы,
Не пойдут с ним в Айс, где Карл решает тяжбы.
Утешают трусов и советуют люди.
Двух своих всадников вызвал эмир,
Одного — Кларифана, а другого — Кларьена:
«Вы сыновья короля Мальтраяна,
Он был всегда расторопный вестник.
Вам поручаю сходить в Саррагосу
И от меня передать Марсильону,
Что я иду к нему на подмогу.
Будет битва, если найдется место.
Златошвейную дайте ему перчатку,
Пусть примерит ее на правую руку,
И чистого золота унцию-крупицу:
Пусть узнает мстителя, узнает вассала.
Я во франкской земле изведу войной Карла,
Согну ему шею, поставлю на колени,
А не откажется от Христовой веры,
Отрублю ему голову вместе с короной».
— «Сир, — говорят язычники, — вы складно говорите».
Сказал Балиган: «Вот, рыцари-бароны,
Один возьмет палку, другой перчатку».
— «Ласковый сир, — говорят они, — исполним».
Ехали верхом до самой Саррагосы,
Через десять ворот и мостов через сорок,
Через все улицы, где живут горожане.
Только приблизились к городу на вышке,
Слышат во дворце шум переполоха:
Сколько там было поганого сброду,
Плачут, кричат, без ума от печали,
Жалеют богов — Тервагана и Магома
И Аполлона, который в ус не дует.
Один другому: «Что ждет нас, бедняжек?
Великая нас потрясла разруха,
Мы потеряли царя Марсильона.
Князь Роланд вчера отхватил ему руку.
Нет с нами Блуна и нет Журфалена,
Им бы владеть всей испанской округой».
Вестники всходят вдвоем на крылечко.

Своих лошадей привязали к оливе,

Бросили вожжи двум сарацинам
И под плащом несут письма и вещи,
Дальше идут на дворцовую вышку,
Выходят в комнату с каменным сводом,
Вежливо передают поклон поганым:
«Пусть Магомет, наш помощник в битве,
И Терваган с Аполлоном-сиром
Спасут государя и королеву!»
Говорит Бранимонда: «Слышу речь безумцев!
Наши боги на нас работать устали,
В Ронсево они совсем сплоховали,
Допустили убийство всадников наших,
Они подвели моего господина:
Кисть правой руки потерял: стал калекой.
Так рубанул его Роланд богатый.
Вся Испания будет вотчиной Карла.
Куда теперь денусь, в слезах, бедняжка?
Хоть бы кто горемычную прикончил!»

«Госпожа, успокойтесь, — сказал Кларьен, —

Нас к тебе прислал язычник Балиган, —
Пусть, говорит, не боится Марсильон.
Палку ему и перчатку прислал.
На Эбре у нас пять тысяч барж стоит,
Лодочек, барок и разных галер;
С высокой кормой кораблей не счесть.
Наш адмирал богат и могуч —
Карла отыщет на франкских полях,
Живым или мертвым надеется взять».
Бранимонда в ответ: «Худой он выбрал час:
Французы недалеко — их нетрудно сыскать;
Император могуч и сердцем храбр».