Как прочел письмо родитель, он света невзвидел —От великого от горя бороду теребит:«Сын мой, чадо мое родное, что за горестные пришли вести,А я думал, ты вернешься, мы еще побудем вместе!Укрепишь мой слабый век, утешишь мою старость».Громко кричит родитель, обуяла его ярость:«Алексей, чадо родное, ты виновник моей тревоги!Видно, плохо я берег тебя на моем пороге.Как я, грешный человек, ослеп на оба глаза!Видел тебя столько раз и не узнал ни разу!Чадо мое, Алексей, мать твоя бедняжка:Без тебя ей жизнь темна, и смутна, и тяжка.Отказалась от питья, не вкушает пищи,День и ночь тебя зовет, сквозь слез тебя ищет.Как узнает эту новость, уснет на кладбище.Кому, сын мой, отойдут все мои именья,И поемные луга на всем протяженьи,И великий мой дворец в городе Риме?Только для тебя, мой сын, я трудился над ними.Ты бы радовался всем после моей кончины —Я годами убелен, серебрят меня седины.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Ты бы мог сейчас стоять во главе дружины,Императорский стяг носить, червленый и длинный,Как родитель твой отец, и братья, и дяди.Ах, в какой же нищете, бедности и смрадеТы скитался, мой сын, в чужеземном граде!Выбрал ты себе одну дорогу в подруги,Ничего из всех богатств не донес до лачуги.А мог быть большой вассал своего господина!»Поднялся переполох от отцовской кручины:Услыхала его мать со своей половины —Не своим голосом кричит, ладонями плещет,Как безумная бежит простоволосая женщина.На земле ее сын лежит без дыханья.Начинает голосить над ним причитанья.Колотила себя в грудь, сама с собой боролась,Расцарапала лицо свое, растрепала волос.Поцелуями покрыла лицо Алексея,Кто при этом ни стоял — все плакали с нею.Треплет волосы свои, в грудь себя колотит,В исступленьи не щадит собственной плоти;«Как твоя ко мне любовь, мой сын, пересохла!Как я, грешница, сама ослепла, оглохла:Не могла тебя признать до переполоха!»Разрыдалась в три ручья, голосила звонко:«Не на радость я тебя носила, ребенка.Как не догадался ты пожалеть мать родную —Не видал, как по тебе я насмерть тоскую?Как ты мог мной пренебречь, чудно, не пойму я!Сколь жестоко ты со мной обошлась, фортуна:Покинул меня мой сын — прекраснейший юноша.Привело меня к скорбям долгое ожиданье.Я в уныньи, я больна, нет мне упованья.Странно, что сердце мое бьется бесполезно!Обуял тебя, мой сын, дух гордый, железный,Когда бросил ты друзей веселый круг любезный.Если б ты хоть раз один со мной молвил слово,Я бы духом за тебя воспрянула снова,Снарядила тебя в путь с хорошей приметой.Нежна была твоя плоть, Алексей, теплой жизнью согрета!Для чего же ты посвятил скорбям молодые лета?Для того ли я тебя выносила в чреве,Чтобы ты меня покинул, печальную, в гневе?Не возрадуюсь, как Адам, ни подобно Еве.Прежде чем тебя родить, я тебя сильно желалаИ рожденного тебя в слезах пеленала,А когда я тебя родила, плоть моя ликовала.Ныне, когда ты мертв, томит меня искушенье:Разделить с тобой, мой сын, нежное успенье.Римляне, мои друзья, граждане земли латинской,Будьте мне пособниками в печали материнской!По умершем печаль меня подкосила,Нечем сердце унять, откуда возьмется сила?Я бездетной остаюсь, горький плод вкусила!»А покуда мать с отцом жалуются вместе,Пришло время подойти нареченной невесте:«Слишком долго я ждала твоего приходаВ доме твоего отца, средь чужого рода.Слишком долго я ждала — печаль меня снедала, —Алексей, мой государь, тебя ежечасноОжидала я в слезах в горнице напрасно!Сколько раз из-за тебя выглядывала в окошко,Всё надеялась, ты подойдешь, приласкаешь меня немножко.О, как жалко мне твоей юности благородной,Что она теперь гниет в земле сырой и холодной.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .О нежный рот! лицо, походка и улыбка!Что сталось, что стряслось с вашей прелестью гибкой?Только вас и замечала я в Божием твореньи.До чего осиротела я в одно мгновенье!Лучше б разделить с тобой нежное успенье!»