* «На розвальнях, уложенных соломой...». Альманах муз. Пг., 1916. — ВК. Автограф первонач. редакции с правкой (АМ) и датой /Март 1916/. Здесь между строфами 3 и 4 — знак вставки (текст не записан); в связи с этим обстоятельством следует упомянуть о том, что Н. М. писала об утраченной строфе «цветаевского» ст-ния М., но относила ее к ст-нию «Не веря воскресенья чуду...» (49, с. 379). Беловой автограф с датой /Март 1916/ (РГАЛИ. Ф. 1190). ККабл, с пометой /СПб. Апр. 1916 г./, сюда М. вписал слово «осыпанных» со сноской: /исправление принадлежит не автору/. Цветаева в экз. Т (см. примеч. к «Зверинцу») также пометила: «было: осыпанных, уложенных — мое»; к словам «в часовне» (ст. 8) — «“кому-то” — первоначальный вариант». Беловой автограф (АМ). Написано, как и ст-ния «Не веря воскресенья чуду...», «В разноголосице девического хора...», «О, этот воздух, смутой пьяный...», под впечатлением от поездок к Марине Цветаевой, вспоминавшей позднее «о чудесных днях с февраля по июнь 1916... когда я Мандельштаму дарила Москву» («История одного посвящения»). Цветаева отвечала стихами, одно из которых — «Откуда такая нежность...» — поместила в том же «Альманахе муз», затем собрала их в «Верстах» (помечены ею в авторском экз., см.: Книги и рукописи в собрании М. С. Лесмана. М., 1989. С. 225), из трех составила цикл «Проводы» (Рус. мысль. Прага; Берлин. 1923. № 1/2). Знакомство поэтов состоялось летом 1915 г. в Коктебеле. Цветаева приехала в Петербург перед Новым 1916 г., выступала с чтением своих стихов в поэтических кружках, 18 января 1916 г. вернулась в Москву, и приблизительно в те же дни (не позднее 23-го) приехал в Москву М., до июня остававшийся там преимущественно. Стихи Цветаевой он с теплотой вспомнил в своей последней критической работе — «Разговоре о Данте» (гл. 5). В сюжете отразилась их прогулка по Москве и поэтическая игра на именах, связанных с историей Москвы. Отправное — Марина Мнишек, с которой отождествляла себя Цветаева, отсюда М. — Димитрий-царевич и Димитрий Самозванец (с его римскими связями). Последний был рыж; его тело сожгли — отсюда соответствующие мотивы строфы 5 (21, с. 280). Ср. в ст-нии Цветаевой «Димитрий! Марина! В мире...» (март 1916).
* «Мне холодно. Прозрачная весна...». Ипокрена. 1918. № 2/3, как 1-я строфа ст-ния (2-я — ст-ние «Не фонари сияли нам, а свечи...», 3-я — «В Петрополе прозрачном мы умрем...»). — Вечерняя звезда. 1918. 4 марта. Первонач. замысел — трехчастный цикл с теми же ст-ниями — в автографах из портфеля «Аполлона» (АЛ, с датой /Май 1916/) и в альб. А. Д. Радловой (ИРЛИ). Тот же цикл под назв. /Петрополь/ — в ККабл (с пометой /Май 1916. СПб/) и в публ.: Свободный час. 1919. № 2. Вне цикла — в автографе из собр. М. И. Чуванова (Соч., с. 476). В Т — в виде цикла со ст-нием «В Петрополе прозрачном мы умрем...». Написано в период встреч с Мариной Цветаевой — вероятно, ее имя дано иносказательно в стихе «Морской воды тяжелый изумруд».
«В Петрополе прозрачном мы умрем...». Ипокрена. 1918. № 2/3 (см. предшествующее примеч.). — Вечерняя звезда. 1918. 15 марта. В Т — без разделения на строфы.