Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 1

4. Настолько же отрывочны мемуарные сведения о характере работы поэта над собственным типом строфы с нечетным числом строк и возникшему у него «особому отношению к числам» (52, с. 300). Уже и первый взгляд на строфику «Воронежских тетрадей» дает подтверждение этим сведениям, в архивных же источниках этой тенденцией можно объяснить объединение двух первых строф «Стансов» в одну (ВС), чем стихотворение превращено из восьми- в семистрофное, а также купирование одной строки в восьмистрочной строфе списка ст-ния «Может быть, это точка безумия...» (см. примеч.).

Проблема состава «Воронежских тетрадей» не исчерпывается наличием «политических» стихов, о чем говорилось выше. Если для «Первой» она в значительной мере разрешается благодаря наличию ВС, то по «Второй» и «Третьей» данные неполны и разрозненны; их реконструкция в настоящее время может быть лишь суммарной, учитывающей данные разновременных этапов. Здесь повышается значение воспоминаний и редакторской работы Н. М.; обратимся к ним еще раз. Ее редакторская работа прошла несколько стадий (о чем также говорилось выше), изученных недостаточно, почему затруднен и критический подход к итогам. В окончательной редакции корпуса «Воронежских тетрадей», составленного Н. М. в 1950-е гг., порядок стихотворений принят хронологический, за исключением двух стихотворений — «Чернозема» и «На доске малиновой, червонной...», ставившихся ею соответственно в начало «Первой» и «Третьей» тетрадей, а в состав введены не встречающиеся в прижизненных сводах стихотворения «Это какая улица?..», «Лишив меня морей, разбега и разлета...», «Подивлюсь на свет еще немного...», «А мастер пушечного цеха...», «Я около Кольцова...», «Еще не умер ты, еще ты не один...», «Как женственное серебро горит...», «Средь народного шума и спеха...», «Заблудился я в небе — что делать?..» (1-е), «Нереиды мои, нереиды!..», и последние пять стихотворений (эти пять — чисто редакционное решение, о чем Н. М. прямо писала). Тексты большинства из них восстановлены Н. М. по памяти. Аргументация ее в одних случаях представляется убедительной, в некоторых — сомнительной; однако до тех пор, пока новые находки в архивах не расширят фундамент текстологии воронежского периода, следует, на наш взгляд, принять эти ее решения в части состава корпуса. Что касается композиции, то сказанное выше о структуре ВС заставляет нас отвести изменение в положении стихотворения «Чернозем», предложенное ею, а вслед за ним — и стихотворения «На доске малиновой, червонной...».

Сказанным выше определяется состав, композиция и, отчасти, редакции текстов «Воронежских тетрадей», принятые в наст. изд. Как и в предшествующих разделах, в текстологическом комментарии полностью перечисляются только авторизованные источники, сведения о других источниках привлекаются соответственно степени сложности обоснования выбора текста. Как и в «Новых стихах», под текстами приводятся полные даты (насколько их удается установить). Помета «Воронеж» при датах, имеющаяся в большей части источников, опущена.

ПЕРВАЯ ТЕТРАДЬ

* «Я живу на важных огородах...». ВП. Альм. 2. Печ. по ВС. Редакция последнего стиха из-за названной в нем «смерти» (см. в преамбуле о «гибельных» стихах) имела вариант, отраженный в машинописи (АМ) и авторизованном списке (БП, ныне местонахождение неизвестно). Сюжет связан с местом жительства поэта: в доме за городской чертой, у «обиженного хозяина» (см. ст. 7), агронома Е. П. Вдовина (48, с. 122), с которым у М. была ссора перед переездом на новую квартиру (письмо Рудакова к жене от 17 апр. 1935 г.). Ванька-ключник — герой русской песни, известной М. по «Песням, собранным Киреевским», тома которых были в его библиотеке. По песне — Ванька-ключник был повешен князем за любовную связь с княгиней. По сюжету ст-ния, однако, можно высказать предположение о том, что здесь поэт мог иметь в виду другого фольклорного героя, Ваньку-Каина, — разбойника, которого вынудили стать сыщиком, но втайне продолжавшего заниматься своим разбойным ремеслом. Далёко убегает гать. Речь идет о Придаченской гати, соединявшей город с Придачей, пригородом Воронежа (110, с. 66). Лавочка близка — была видна из окон комнаты Мандельштамов, «на эту лавочку перед домом мы часто выходили посидеть» (52, с. 251).