1. Наиболее существенным фактором являлось собственно положение ссыльного поэта. И необходимость зарабатывать на жизнь — а здоровье уже не позволяло заниматься иной работой, кроме литературной, — и надежда на освобождение из ссылки, и неистраченная творческая энергия — все вместе побуждало искать компромисса с жизнью. Но «жизнь» требовала от поэта не лояльности, а полной «перековки» сознания. Та двойственность, которая была заложена в его открытых политических стихах, не могла укрыться от искушенных редакторов. Альтернативой был лишь добровольный уход из жизни — об этом они с женой в Воронеже не раз говорили. Приходилось идти по пути «совершенствования» политических стихов — чуждому для поэта «прямому называнию» действительности. Но творческое «я» поэта даже и в «Стихах о Сталине» оказалось неспособным на полное перевоплощение. Внутреннее сопротивление сказывалось и возникновением стихотворений, прямо противостоящих «политическим», — и тем сильнее, что на той же образной основе. Это не было осознанной игрой. Трагический разлад переживался поэтом особенно сильно во время работы над «Первой тетрадью». В письме к жене от 10 мая 1935 г. Рудаков напомнил ей о том, что поэт уничтожил все записи «Стансов» и «День стоял о пяти головах...», а «Надька называла его «мой Гоголь» (в смысле уничтожения порочащих рукописей) и радовалась». Об отношении поэта к ст-нию «Мир начинался страшен и велик...» сохранилось мемуарное свидетельство Я. Рогинского. Закончив чтение, поэт спросил его: «Как вы считаете, Яков Яковлевич, вам было бы приятно, если бы вам сказали, что у вас мозг каменноугольный?» (74, с. 43). Позволим себе высказать также предположение о том, что некоторые «варианты» насильственно возникших стихотворений, известные по устной традиции (как правило, от Н. М), появились вследствие самопародирования. Таково, вероятно, происхождение строки «Будет губить разум и жизнь Сталин» (ст-ние «Если б меня наши враги взяли...»), которую Н. М. отстаивала в качестве бесцензурной редакции; «Смотрит веко могучая веха» в ст-нии «Средь народного шума и спеха...», а также замечательное по выразительности «О будущем советския страны» (ст-ние «Мне кажется, мы говорить должны...»), известное нам лишь по печатному тексту (СС 2. Т. 2)[173]. Позднее, к концу 1936 г., когда поэт убедился, что никакие усилия не помогут ему пробиться в печать, писание «политических» стихов превратилось для него, насколько можно судить, в техническую задачу. Этому позднему этапу соответствует принцип композиции ВС, где, в отличие от «подборок», открывавшихся ст-ниями «Мир начинался страшен и велик...» (АМ), «Стансы» 1935 г. (собр. Е. Э. Мандельштама), «Чернозем» (СМ), в начало попадает резко диссонирующее с перечисленными ст-ние «Я живу на важных огородах...», не входившее, как и ст-ние «Пусти меня, отдай меня, Воронеж...», ни в одну из «подборок». Прежде всего в связи с этим ВС признается нами соответствующим авторскому замыслу. Какой же ответ дает ВС в отношении «политических» стихов «Первой тетради»? В нем вырезаны лишь ст-ния «Мне кажется, мы говорить должны...» и «Мир начинался страшен и велик...» («вырезки» также сохранились в архиве). Сопоставление их текстов с оставленными показывает, что исключенными оказались те стихотворения, в которых имеются прямые именования — «большевик» в ст-нии «Мир начинался страшен и велик...», «ленинское-сталинское слово» в ст-нии «Мне кажется, мы говорить должны...». С той же мерой мы подходим и к стихам «Второй» и «Третьей» тетрадей, исключая из них ст-ния «Когда б я уголь взял для высшей похвалы...» и «Если б меня наши враги взяли...» и сохраняя остальные.
2. Самоцензура по политическим мотивам достаточно явственно отразилась в ВС. Никогда не записывались при жизни поэта или записывались, по свидетельству Н. М., «шифром» стихотворения «Холодная весна. Бесхлебный робкий Крым...», «Квартира тиха, как бумага...», «Мы живем, под собою не чуя страны...», «Это какая улица?..», «Лишив меня морей, разбега и разлета...», не вписывались посвящения; для ст-ния «Как на Каме-реке глазу темно, когда...» была создана «подцензурная» редакция.
3. Третья группа мотивов выясняется из отрывочных и разрозненных упоминаний Н. М. о стихах, которые она называет «гибельными» (52, с. 197; 48, с. 231–232 и др.), — в них предрекается смерть или тяжкая участь себе, герою, близкому человеку; поэт избегал читать их и долго не записывал. Н. М. называла стихотворения «Твоим узким плечам под бичами краснеть...» и «Помоги, Господь, эту ночь прожить...»; взгляд на корпус текстов с этой точки зрения позволяет объяснить, почему лишь в ВС была записана «основная» редакция ст-ния «Я живу на важных огородах...» и третье двустишие ст-ния «Не искушай чужих наречий, но постарайся их забыть...». Эта интенция восходит, по-видимому, к несколько более ранним годам творчества, так как лишь ею можно объяснить купюры в С, которые были сделаны автором в ст-ниях «Как тень внезапных облаков...» и «— Как этих покрывал и этого убора...», — в наст. изд. они восполнены.