Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 2

Сальери достоин уважения... живую гармонию. Сальери, в его противопоставлении Моцарту, взят здесь в связи с бытовавшими в литературной среде Петербурга оценками творчества Н. Гумилева и Мандельштама. Так, Л. Рейснер, цитируя ст-ние М. «Silentium» (1910), писала: «“Останься пеной, Афродита, и слово в музыку вернись”, — вот зарок, данный новым Сальери. Для Моцарта он не существует» (Рейснер Л. Райнер М. Рильке // Летопись. 1917. № 7/8. С. 313). 2 февр. 1921 г. К. Чуковский записал в дневнике: «Гумилев — Сальери, который даже не завидует Моцарту. Как вчера он доказывал мне, Блоку... что Блок бессознательно доходит до совершенства, а он — сознательно» (57, с. 317). См. также: «Если можно противопоставить Блоку кого-нибудь из современников, то в качестве антипода назовем Н. Гумилева. Блок и Гумилев не только разные мироощущения, это — разные стихии творчества. Это Моцарт и Сальери нашей поэзии. Блок вещал, Гумилев выдумывал. Блок творил, Гумилев изобретал. Блок был художником, артистом. Гумилев был мастером, техником. Блок был больше поэтом, чем стихослагателем: поэзия была ему дороже стихов. Гумилев был версификатором, филологом по преимуществу» (Голлербах Э. Петербургская Камена: (Из впечатлений последних лет) // Новая Россия. 1922. № 1. С. 87). Г. Струве в рецензии на книгу «Tristia» писал: «Художественная скупость, «мера», необходимы всякому художнику. Для Мандельштама же, провозгласившего Сальери типом истинного творца — «божественного мастера», — они являются главным членом его художественного credo. Моцартовская неумеренность, черезкрайность, романтическая растрепанность — претят ему» (Струве Г. П. Письмо о русской поэзии // Рус. мысль. Берлин, 1923. Кн. 1/2. С. 298).

Предварительно подготовленный текст статьи с комментарием был опубликован: Мандельштам О. О природе слова / вступ. статья и примеч. А. Меца // Русская литература. 2006. № 4. С. 138–151.

Пшеница человеческая

Накануне. Берлин, 1922. 7 июня. Писалась в Москве незадолго до публикации. О связи статьи с политическими веяниями в послевоенной Европе свидетельствует тематическая перекличка с более поздней статьей Л. Д. Троцкого «О своевременности лозунга “Соединенные Штаты Европы”» (1923). Анализ мотивов см.: 56, с. 184–213.

Никакое количество русских, французов, англичан еще не образует народ, те же зерна в мешке, та же пшеница человеческая неразмолотая, чистое количество. Это чистое количество, эта пшеница человеческая жаждет быть размолотой, обращенной в муку, выпеченной в хлеб. Метафоры М. в этом пассаже (ср. ниже также «мельница», «жернова», «мука») используются в унисон выступлениям партийных публицистов — Троцкого, Радека, Сталина. «В контексте советского политического дискурса 1920–1930-х гг. “мукомолы” и “мука” воспринимаются как действующий агент и, соответственно, продукт русской революции, перемалывающий целые классы общества и отдельных людей <...> Распространенной метафорой советской партийной публицистики стали <...> “жернова революции” <...>» (Мароши В. Комментарий к эпизоду из миниатюры И. Бунина «Канун» // Текстологический временник. Русская литература XX века: Вопросы текстологии и источниковедения. М.: ИМЛИ РАН, 2012. С. 384).

Мессианизм. Один из примеров настроений подобного рода дает ст-ние А. Белого «Родине»: «Россия, Россия, Россия, / Мессия грядущего дня!».

Хорошо бюргерам в «Фаусте», на скамеечке, покуривая трубку, рассуждать о турецких делах. Подразумевается монолог Второго горожанина в сцене «У ворот» части первой «Фауста».

Царей и царств... тишина... — зачин «Оды на день восшествия на всероссийский престол Ее величества государыни императрицы Елисаветы Петровны 1847 года» Ломоносова.

Нечто праздничное веет... тишина — из ст-ния Тютчева «Над виноградными холмами...».

Но каждое зерно хранит память... шею. В изложении (и с использованием цитаты) передается ст-ние «С розовой пеной усталости у мягких губ...» (1922).

А. Блок

Россия. 1922. № 1 (авг.). НР и ОП (сокращенный текст). В ОП под загл. «Барсучья нора». Печ. по тексту журнала с отдельными поправками в пунктуации. Статья писалась в Москве незадолго до публикации.