Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 2

На Алагёз М. ездил с экскурсией, см. 32б, с. 305–306.

Видел могилу курда-великана сказочных размеров... По-видимому, М. пишет о вишапе — древнем каменном изваянии, одно из которых располагалось по пути группы на склонах горы у озера Кари, см. 32б, с. 305–306.

Разговор о Данте. Первая редакция

Фрагменты первой редакции, не вошедшие в основной текст, печатались в примечаниях А. А. Морозова в книге: Мандельштам О. Разговор о Данте. М., 1967. Печ. по списку Н. М.: ИРЛИ. Ф. 630 (Издательство писателей в Ленинграде). Датируется временем лета 1933 г. См. примеч. к основному тексту. В примечаниях не повторяются переводы тех иноязычных цитат, которые есть в основной редакции. Принципы цитирования, переводов и сокращения оговорены в примечаниях к основному тексту.

В понимании Пушкина... поэзия есть роскошь, но роскошь насущно необходимая и подчас горькая, как хлеб. «Dà oggi a noi la cotidiana manna...» (Purg. XI, 13). — ‘Манну насущную даждь нам днесь’. Данте цитирует в итальянском переводе стих из Евангелия от Луки — Поучение о молитве и образец молитвы, ср. лат.: panem nostrum cotidianum da nobis cotidie (Lc. 11:3) и церк.-слав. редакцию: «Хлеб наш насущный подавай нам на всяк день» (в молитве «Отче наш» канонизирован вариант Мф. 6:11 — «Хлеб наш насущный даждь нам днесь»), но при этом он заменяет «хлеб» на «манну», которая определяется в Ветхом завете как «сладкий хлеб»: «И нарек дом Израилев хлебу тому имя: манна; она была, как кориандровое семя, белая, вкусом же, как лепешка с медом» (Исх. 16:31). Это толкование «сладкий белый хлеб» объясняет, откуда у М. появляется «горький хлеб» — в противопоставлении к подразумеваемому сладкому хлебу, манне. «Горький хлеб», в свою очередь, отсылает к канонизированному переводу знаменитой цитаты из «Комедии»: «sa di sale il pane altrui» (Par. XVII, 58), ‘солон (отдает солью, имеет соленый привкус) хлеб других (областей, городов и т. п.))’, обычно осмысляемой как ‘горек чужой хлеб (т. е. данный тебе другими)’. Ср., в частности, перевод этого места «Чистилища» в книге Скартаццини (122, с. 63): «Как горек хлеб чужой и полон зла, / Узнаешь ты, и попирать легко ли, / Чужих ступени лестниц без числа» (ср.: 20а, с. 214). В позднем ст-нии М.: «Слышу, слышу ранний лед...» (1937): «С черствых лестниц, с площадей <...> Круг Флоренции своей / Алигьери пел мощней / Утомленными губами <...> И несладким кормит хлебом / Неотвязных лебедей». Здесь эпитет «черствые» перенесен от хлеба к лестницам, ступеням, видимо по образцу дантовского сдвига: li amari / passi di fuga (Purg. XIII, 118–119) ‘горькие шаги бегства’. О. Ронен (165, с. 279, примеч. 85) отметил трансформацию этого же мотива в стихе «Кому зима — полынь и горький дым к ночлегу» («Кому зима — арак и пунш голубоглазый...», 1922) через его реминисценцию у Ахматовой: «Темна твоя дорога, странник, / Полынью пахнет хлеб чужой» («Не с теми я, кто бросил землю...», 1922), — которой посвящены строки: «Кто скажет, что гитане гибкой / Все муки Данта суждены» («Черты лица искажены...», 1913; см. ниже). Цитата о «манне насущной» не вошла в окончательную редакцию «Разговора», как и вся дантовская тема «чужого хлеба» в русской поэзии XIX в.; тема эта намечена здесь лишь пунктиром, и первым в ряду русских поэтов упоминается Пушкин, который обращается к этой цитате из «Чистилища» дважды. Первый раз — в поэме «Цыганы»: «Сколь черств и горек хлеб чужой — / Сколь тяжко медленной ногой / Всходить на чуждые ступени» (весь эпизод — слова Алеко, обращенные к младенцу-сыну, — не вошел в окончательную редакцию поэмы, см.: 118, с. 383), а второй раз применяет ее уже не к байроническому герою, а к «бедной воспитаннице знатной старухи» в «Пиковой даме»: «Горек чужой хлеб, говорит Данте, и тяжелы ступени чужого крыльца...» (отмечено: 67, с. 27–28). «Медленной ногой» вероятно отразилось в «Изгнанник бедный Алигьери / Стопой неспешной сходит в ад» (Гумилев. «Флоренция», 1913). К эпитету «черствые» у М., контаминирующему свойство хлеба и лестниц, приближается слово «жесткие» в письме Т. Шевченко (1883): «А[гата] имела неосторожность попрекнуть меня своими благодеяниями, и я отряхнул прах от ног моих и повторяю слова великого флорентийского изгнанника:

Горек хлеб подаяния,
И жестки ступени чужого крыльца...