Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 3

22. Ламарк чувствует провалы между классами. Он слышит синкопы и паузы эволюционного ряда. Он предчувствует истину и захлебывается от отсутствия подтверждающих ее фактов и материалов (отсюда легенда о его «конкретобоязни»). Ламарк — прежде всего законодатель. Он говорит, как Конвент. В нем Сен-Жюст и Робеспьер. Он не столько доказывает, сколько декретирует природу.

В обратном, нисходящем движении с Ламарком по лестнице живых существ есть величие Данта. Низшие формы органического бытия — ад для человека.

<...>

26. В эмбриологии нет смысловой ориентации и быть не может. Самое большее — она способна на эпиграмму.

27. Линней говорил с кафедры проповедника. Его систематика служила обедню: приятное и целесообразное строение живых тварей демонстрируется во славу разумного творца...

28. «Творец природы снабдил человека орудиями, известными под именем чувственных и преизящно устроенных» (Линней).

29. «Сие изящное строение сердца с приходящими к нему жилами служит единственно к побуждению кровообращения» (Линней). «Всеконечно нельзя не удивляться помыслу божьему, видя, как он костьми оградил сердце, легкие и прочие внутренности» (Линней). «Кожа, облекающая наше тело, состоит из тончайших волокон, удивительным образом между собой переплетенных и усеянных кровяными сосудами и чувствительными жилками. Она удивительно растягивается, а потом сжимается» (Линней. «Система природы»).

30. Сравните с этими богословами, ораторами и законодателями в естественных науках скромного Дарвина, по уши влипшего в факты, озабоченно листающего книгу природы — не как Библию, какая там Библия! — а как деловой справочник, биржевой указатель, индекс цен, примет и функций...

Система карточных записей, та гигантская текучая картотека, о которой говорил Дарвин в своей автобиографии, оказала решающее действие на его работу.

31. Ту же самую развенчивающую работу проделал Диккенс над обществом тогдашней Англии с ее молодыми мануфактурами и феодальной судейской машиной.

Вокруг натуралистов

1.

Писатель-натуралист не выбирает своего стиля и не получает его готовым. Всякий научный метод предполагает особую организацию научного материала: форма служит мировоззрению и его задачам. В естествознании эти проблемы научно-литературной формы особенно наглядны. Во все критические эпохи естественные науки были ареной борьбы за мировоззрение. Только внимательно изучив историю воззрений на природу, мы поймем закономерность в смене литературных стилей естествознания.

Нигде и никогда Дарвин не называет себя философом природы. Дарвин не навязывает природе какой бы то ни было цели, он отрицает за ней какую бы то ни было благость. Всего более далек он от мысли приписывать ей волю или разумные зиждущие свойства.

Форма его научных трудов, вся совокупность его логических и стилистических приемов вытекает из биологической концепции.

Дарвин выступил в эпоху широчайшего распространения естественнонаучного дилетантства. И в Англии, и на континенте процветало любительское изучение природы. Просвещенные бюргеры и джентльмены коллекционировали, гербаризировали, наблюдали и описывали. Над ними издеваются немецкие романтики и английский сатирический роман. Знаменитый «Пиквикский клуб» Чарльза Диккенса не что иное, как едкая сатира на это любительство. Мистер Пиквик и его собратья по клубу, как известно, натуралисты. Но делать им в сущности нечего. Они занимаются черт знает чем. Они смешат молодых девушек и уличных мальчишек. Почтенные джентльмены, вооруженные сачком и ботанической сумкой, не имели руководящей цели. Описательство и погоня за наблюдениями вылились в карикатуру. Наряду с этим чисто домашним любительством эсквайров и пасторов ширилась и росла волна мироведческих интересов. Кругосветные путешествия вошли в педагогическую моду. Не только финансовая аристократия, но сплошь и рядом средняя буржуазия старалась доставить своим детям случай объехать на торговом или военном судне земной шар.

Новый вид любопытства к природе, с которым мы здесь сталкиваемся, в корне отличается от любознательности Линнея или от пытливости Ламарка. Начиная Дарвиным и его путешествием на «Бигле», кончая знаменитым художником Клодом Монэ с его кругосветным плаваньем на «Бригитте» — мы здесь имеем колоссальную тренировку аналитического зрения и жажду накопления мирового опыта на твердом стержне практической деятельности и личной инициативы.

С удивительным постоянством Дарвин призывает себе на помощь свет и воздух, внимательно учитывает расстояние, пользуется при этом пленерными эффектами, дает захватывающие снимки животного или насекомого, застигнутого врасплох в самом типическом для него положении.

«Щелкун, брошенный на спину и приготовляющийся к прыжку, загибает голову и грудь назад так, что грудной отросток выдается наружу и помещается на краю своего влагалища. Пока продолжается это загибание головы назад, грудной отросток действием мышц сгибается подобно пружине; в это время животное опирается на землю краями головы и надкрыльев».