Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 3

Я обошел цирк по ярусу верхних скамеек, и он произвел на меня странное впечатление: на амфитеатр надо смотреть не тогда, когда он пуст, а когда он наполнен людьми. Увидев себя собранным, народ должен изумиться самому себе — многогл<авый>, многошумный, волнующийся — он вдруг видит себя соединенным в одно благородное целое, слитым в одну массу, как бы в одно тело. Каждая голова зрителя служит мерилом для громадности целого здания. Из «Путешествия в Италию», под ремаркой: «Верона, 16 сентября <1786 г.>». М. использовал перевод З. А. Шидловской, ср.: «Итак, амфитеатр — первый значительный памятник древности, который я вижу, и притом так хорошо сохранившийся! Когда я вошел в него, и еще более, когда обошел вокруг по верхнему краю, он произвел на меня странное впечатление: это что-то великое, хотя собственно ничем не приковывающее внимание. На него надо смотреть не тогда, когда он пуст, а когда он наполнен людьми... Увидев, таким образом, собранным в одно, народ должен был изумиться самому себе. Привыкнув видеть себя прежде снующим взад и вперед, теснящимся без всякого порядка или дисциплины, этот многоглавый, многоумный (так! — Т. К.), волнующийся туда и сюда, блуждающий зверь вдруг видит себя соединенным в одно благородное целое, слитым воедино, сплоченным в одну массу, как бы в одно тело, в котором живет один дух. Простота овала самым приятным образом высказывается каждому глазу, и каждая голова служит мерилом для громадности целого здания» (Собр. соч. СПб., 1893. Т. 6. С. 24).

Ветер, веющий с могил древних, проносясь над холмами, покрытыми розами, проникается их благоуханием. Памятники выразительны, трогательны и всегда воспроизводят жизнь. Так в<идишь> мужа, который из ниши, как из окна, глядит на свою жену, там стоят отец и мать, а между ними сын, и смотрят друг на друга с невыразимой естественностью. Из «Путешествия в Италию», под ремаркой: «Верона, 16 сентября <1786 г.>» (вторая запись за это число). М. цитирует перевод З. А. Шидловской, ср.: «Ветер, веющий с могил древних, проникается благоуханием, проносясь над холмом, покрытым розами. Надгробные памятники выразительны, трогательны и всегда воспроизводят жизнь. Там видишь мужа, который из ниши, как из окна, глядит на свою жену; там стоят отец и мать, с сыном посреди и смотрят друг на друга с невыразимою естественностью» (Собр. соч. СПб., 1893. Т. 6. С. 25).

А через несколько недель в маленьком венецианском театре шла довольно нелепая пьеса... венецианская публика, вызывая актеров, вопила: «Bravo, i morti!» — браво, мертвецы! О посещении театра Гете пишет в «Итальянском путешествии» под ремаркой «5 октября <1786 г.>, поздним вечером». «Bravo, i morti!» — правильно: «Bravi i morti!» — браво, мертвецы! (ит.).

Перекликающиеся лодочники поют стихи старинного поэта Торкватто Тассо. Об этом Гете пишет под датой «6 октября <1786 г.>» «Итальянского путешествия».

Безумный Тасс, семь лет просидевший на цепи в темнице герцога в Ферраре, тот самый Тасс, которого хотели увенчать лаврами в Римском Капитолии. Но не успели — он умер, не дожив. Торквато Тассо (Tasso, 1544–1595), итальянский поэт, служивший в Ферраре у кардинала Луиджи д’Эсте, затем при дворе Альфонса II. В 1579 г. за слова, направленные против герцога, Тассо заковали в цепи и посадили в подвал госпиталя св. Анны. В 1594 г. папа римский Клемент VIII дал поэту пожизненную пенсию и обещал провозгласить его королем поэтов, чтобы возобновить в Риме знаменитую церемонию коронации лучшего из поэтов лавровым венком на Капитолии.