Полное собрание сочинений. Том 1. Лицейские стихотворения

ИСПОВЕДЬ БЕДНОГО СТИХОТВОРЦА.

Священник.

Кто ты, мой сын?

Стихотворец.

                                Отец, я бедный однодворец,
Сперва подьячий был, а ныне стихотворец.
Довольно в целый год бумаги исчертил;
Пришел покаяться — я много нагрешил.

Священник.

Поближе; наперед скажи мне откровенно,
Намерен ли себя исправить непременно?

Стихотворец.

Отец, я духом слаб, не смею слова дать.

Священник.

Старался ль ты закон господний соблюдать
И кроме Вышнего не чтить другого бога?

Стихотворец.

Ах, с этой стороны я грешен очень много;
Мне богом было — я,

любви предметом — я,         я заключалися и братья и друзья,
         Лишь я был мой и царь и демон обладатель;
А что всего тошней, лишь я был мой читатель.

Священник.

Вторую заповедь исполнил ли, мой сын?

Стихотворец.

Кумиров у меня бывало не один:
Любил я золото и знатным поклонялся,
Во всякой песенке Глафирами пленялся,
Которых от роду хотя и не видал,
Но тем не менее безбожно обожал.

Священник.

А имя божие?

Стихотворец.

                          Когда не доставало
Иль рифмы иль стопы, то, признаюсь, бывало
И имя божие вклею в упрямый стих.

Священник.

А часто ль?

Стихотворец.

                      Да во всех элегиях моих;
Там можешь, батюшка, прочесть на каждой строчке
«Увы!» и «се», и «ах», «мой бог!», тире да точки.

Священник.

Нехорошо, мой сын! А чтишь ли ты родных?

Стихотворец.

Не много; да к тому ж не знаю вовсе их,
Зато своих я чад люблю и чту душою.

Священник.

Как время проводил?

Стихотворец.

                                       Я летом и зимою
Пять дней пишу, пишу, печатаю в шестой,
Чтоб с горем пополам насытиться в седьмой.
А в церковь некогда: в передней Глазунова
Я по три жду часа с лакеями Графова.

Священник.

Убийцей не был ли?

Стихотворец.

                                    Ах, этому греху,
Отец, причастен я, покаюсь на духу.
Приятель мой Дамон лежал при смерти болен.
Я навестил его; он очень был доволен;
Желая бедному страдальцу угодить,
Я оду стал ему торжественно твердить.
И что же? Бедный друг! Он со строфы начальной
Поморщился, кряхтел… и умер.

Священник.

                                                         Не похвально!
Но вот уж грех прямой: да ты ж прелюбодей!
Твои стихи…

Стихотворец.

                       Все лгут, а на душе моей,
Ей-богу, я греха такого не имею;
По моде лишний грех взвалил себе на шею.
А правду вомолвить — я сущий Эпиктет,
Воды не замутишь, предобренький поэт.

Священник.

Да, лгать нехорошо. Скажи мне, бога ради:
Соблюл ли заповедь хоть эту: не укради?

Стихотворец.

Ах, батюшка, грешон! Я краду иногда!
(К тому приучены все наши господа),
Словцо из Коцебу, стих целый из Вольтера,
И даже у своих; не надобно примера.
Да как же без того бедняжкам нам писать?
Как мало своего — придется занимать.

Священник.

Нехорошо, мой сын, на счет чужой лениться,
Советую тебе скорее отучиться
От этого греха. На друга своего
Не доносил ли ты и ложного чего?

Стихотворец.