Какъ у всякаго человка, быстро идущаго впередъ по избранной дорог, [у князя] были враги и были страстные поклонники. Но враги ничего не могли сказать противъ Мещеринова, кром того, что онъ молодъ и, хотя уменъ, но не такъ302
уменъ и образованъ какъ можно бы желать въ его положеніи; но никогда Мещериновъ не поставилъ себя въ такое положеніе, гд бы замтенъ былъ недостатокъ ума или образованія. Для того, что онъ длалъ, было всегда у него достаточно ума и образованія.Говорили, что онъ ушелъ такъ далеко, благодаря своему искательству въ властныхъ людяхъ; но никто не могъ сказать, чтобы искательство его было не благородно. Онъ любилъ сильныхъ міра сего, и его любили. И онъ не виноватъ былъ, что его дружбы были въ этомъ сильномъ кругу. Въ униженіи себя передъ кмъ либо никто не могъ уличить его. Говорили, что онъ любилъ веселье и женщинъ; но онъ самъ первый говорилъ это. Говорили, что онъ умлъ показывать лицомъ товаръ своихъ заслугъ, что была театральность въ его дйствіяхъ; но онъ самъ говорилъ, что онъ любитъ303
величіе, и онъ никогда не могъ быть смшенъ <для большой массы>; а если были люди, находившіе смшное въ его величіи, то ихъ смхъ былъ слишкомъ тонкій, чтобъ сообщаться массамъ и казался смхомъ зависти. Страстные поклонники говорили, что онъ былъ великій человкъ, очевидно призванный къ великому. Но вс — т, которые такъ или иначе думали, должны были соглашаться въ томъ, что человкъ этотъ независимо отъ своихъ свойствъ, какъ янтарь независимо отъ своихъ свойствъ, имлъ еще какую-то помимочную силу, очевидно сообщавшуюся всмъ людямъ, приходившимъ съ нимъ въ сношеніе. —Войска — вся масса оживлялась, узнавая, что онъ прізжаетъ или назначается начальникомъ, наружность, лицо, голосъ его, звукъ его имени дйствовалъ возбудительно. Молодые офицеры, солдаты съ особеннымъ удовольствіемъ длали ему честь, когда онъ съ красивымъ конвоемъ впереди и сзади коляски прозжалъ по улицамъ. Когда онъ говорилъ въ толп начальствующихъ, окружающіе прислушивались къ его голосу и приписывали значеніе каждому его слову. Когда его неподвижное красивое лицо вдругъ измнялось въ улыбку, улыбка эта сообщалась невольно. Когда офицеры и солдаты, проходя мимо дворца, который онъ занималъ, видли създъ каретъ, свтъ въ окнахъ и звукъ музыки, они съ удовольствіемъ безъ малйшей зависти думали о томъ, что нашъ Князь веселится. Его везд, гд онъ начальствовалъ, называли нашъ Князь.
Утренніе доклады кончились. Два Генерала и адъютантъ съ портфелемъ, излишне раскланиваясь въ дверяхъ, ушли наконецъ. Князь посидлъ, облокотивъ лобъ на руку. Въ голов его происходила всегда занимавшая нсколько времени перемна, какъ въ орган валовъ. Все утро у Князя не было мысли кром дла. Теперь же валъ дла работы вынулся и замнился другимъ, валомъ удовольствія. Князь всталъ, заложивъ руки назадъ и выглянулъ въ пріемную. Съ Адъютантомъ сидлъ Никитинъ. Никитинъ, служащій у Князя же по гражданской части, игрокъ, свтскій, умный, бойкій, все знающій, услужливый человкъ съ неяснымъ прошедшимъ, но человкъ высшаго круга. Его то и нужно было Князю.
— А, Никитинъ! — Онъ подозвалъ его къ себ, подалъ два пальца руки. — Ну что дла?
Горбоносое, тонкое лицо Никитина, сангвиническое, но худое, съ мелкими жилками, какъ и всегда выражало веселую, энергическую насмшку надъ всмъ, съ чмъ онъ имлъ дло.
— Дла бездлья, Князь? — сказалъ онъ, пожимая два пальца также весело и просто, какъ, если бы ему съ поклономъ были протянуты об руки. — Дла вотъ какъ. Завтра у васъ репетиція. M-me Синивинъ-Зюлейка и длаетъ костюмъ. Она будетъ прелестна. Ивановъ Арабомъ.
—Ну, Ивановъ по мн хоть Самодомъ. Такъ зовите ихъ завтра обдать ко мн. Нынче у меня офиціальный. Если хотите, прізжайте.
— Благодарю, Князь, если позволите, не пріду.
— Все карты.
— И карты, и нжная страсть...
Князь улыбнулся и попросилъ Адъютанта велть подавать коляску.
Онъ халъ къ начальнику города и къ женщин, которая ему уже надола. Сининская была та женщина, самая блестящая въ город, которую онъ выбралъ, но которая, странно ему казалось, выбрала не его, но однаго женатаго Полковника Ком[андира] <Князя> Семена Щетинина, однаго изъ тхъ дюжинныхъ героевъ послдней войны, который изъ отставки поступилъ на службу и что то тамъ въ глубин арміи длалъ, хлопоталъ, и добились той маленькой военной репутаціи, которая такъ дорого стоитъ и такъ мало даетъ. —
Князь Мещериновъ не признавался себ — это было бы унизительно, — но онъ ненавидлъ Щетинина за эту женщину и теперь съ помощью Никитина, знавшаго весь свтъ и все умющаго, добивался того, чтобы у Сининской занять мсто Щетинина. —