Полное собрание сочинений. Том 17

Онъ перелистовалъ. Ему попались словa: «если непріятельская цпь занимаетъ»......, — не то. Дальше было:³¹⁹ «женщина проститъ все, но не равнодушіе, тогда»..., — не то. «Мы думаемъ знать, тогда какъ орудія знанія даны намъ не полныя».. И это было не то, но его заняла самая мысль, написанная имъ и забытая. Онъ читалъ дальше: «Примръ кругъ. Мы знаемъ лучше всего, ребенокъ простолюдинъ; а то, что составляетъ его сущность, невыразимо». Да, — сказалъ онъ, вспомнивъ, и ему стало пріятно, и лицо успокоилось. Онъ поднялъ костыль. Перевернулъ дальше и нашелъ то, что искалъ. Было написано: «спокойствіе, — calme»... и дальше: «Помни три вещи: 1) Жизнь есть тотъ день и часъ, который ты живешь. Волненіе погубило этотъ часъ и ты сдлалъ невозвратимую величайшую потерю».

— Да чтожъ, если я не могу быть покоенъ. Чтобъ быть покойнымъ, я долженъ высказать ему все.

«2-е, — читалъ онъ дальше. — Посмотри на то, что тебя мучитъ такъ, какъ будто это не съ тобой, а съ другимъ случилось». — Вздоръ. Не могу.

«3-е. Подобное тому, что тебя мучитъ теперь, было съ тобой прежде. Но вспомни теперь о томъ, что въ прошедшемъ такъ мучало тебя и ты»... — Онъ не дочиталъ. Онъ попытался вспомнить худшіе минуты изъ своей жизни: отношенія съ отцомъ, смерть матери, раздоръ, бывшій съ женой. Все это было ничто въ сравненіи съ этимъ. Тутъ есть виновникъ. Одинъ — онъ. Онъ положилъ книгу. Сложилъ свои большія съ сильными, длинными пальцами руки передъ грудью, наклонилъ голову, прочелъ «Отче нашъ» и пожалъ пуговку звонку. Когда вошелъ генеральскій красавецъ деньщикъ, лицо Князя едора приняло обычное выраженіе твердой³²⁰ мягкости.

— Никита, одваться пожалуйста. Мундиръ. И коляску.

Черезъ полчаса онъ халъ по городу, гремя по мостовой на пар рысаковъ къ дому ком[андующаго] д. войсками. Это былъ тотъ онъ, который былъ всему виной.

Молодые офицеры весело длали честь своему любимому герою послдней войны. Да и у Князя едора было одно изъ тхъ лицъ, которое весело встртить юнош, весело, что эта юная фигура отвтитъ имъ поклономъ.

Кучеръ осадилъ, часовые у крыльца заторопились, сдлали фрунтъ, откинувъ ружья, и едоръ Щетининъ, отвчая рукой, съ палкой вышел изъ коляски.

— Дома Князь?

— Пожалуйте.

Домъ былъ дворецъ. Пройдя галлереей, Князь едоръ вошелъ въ кабинетъ; высокій, но ниже его Генералъ въ широкомъ сертук съ георгiемъ на ше, всталъ и, привтливо улыбаясь, обратилъ свое красное, въ душистыхъ бакенбардахъ окаймленное лицо къ входившему. Привлекательное, мягкое, благородное и осторожное было въ этомъ лиц, которое было бы очень просто, если бы не обстановка роскоши и власти. Что то было напоминающее добрую, учтивую, выхоленную и благородной породы собаку. Лицо и фигура входившего напоминали³²¹ волка съ его длинными голенями, широкимъ лбомъ и умными на выкат глазами.

Какъ только эти два человка увидали другъ друга, во взглядахъ ихъ произошла борьба. Начальникъ очевидно хотлъ, чтобы отношенія были т же, какъ всегда, ласковыя, приличныя. Князь едоръ хотлъ ршительнаго объясненія и выхода изъ этихъ отношеній. Одну минуту на его лиц отразилась улыбка начальника; но вдругъ лицо вытянулось, нахмурилось, нижняя губа дрогнула и стала искать лвый усъ.

— Очень радъ васъ видть, князь, — сказалъ Начальникъ, медленно опускаясь въ кресло и вытянутой рукой берясь за край стола, какъ будто для того, чтобы придержаться, садясь, и потомъ подать ее.

— Князь, я прочелъ приказы и пріхалъ сказать вамъ...

Князь³²² пальцами какъ бы ощупывалъ кончики бакенбардъ и приподнялъ брови съ спокойнымъ удивленіемъ.

— ...Сказать вамъ, что я не того ожидалъ и, что — губа дрогнула — хотя офиціально я не имю никакого права ничего требовать, но что мра неофиціальныхъ гадостей, которыя мн длаются, — переполнена и что я считаю своимъ долгомъ высказать это все тому, кто ихъ длаетъ.

— Вы разумете меня, Князь, — съ нахмуренными бровями, не сердитымъ, но такимъ, какъ будто онъ говорилъ: «сердиться и оскорбляться я не могу, но долженъ показать, что я не позволяю».

— Васъ! — Волкъ вдругъ оскалился.

— Я знаю, что есть міръ офиціальный, въ которомъ вс правы, я про него говорить не хочу, но есть другой міръ частныхъ людей, и я говорю не съ ком[андующимъ] Во[йсками], а съ княземъ П. Б. и я вамъ въ этом качеств говорю, что вы поступили со мной не честно.

— Въ качеств Начальника вашего я долженъ отдать васъ подъ судъ,³²³ но въ качеств П. Б. я прошу васъ удалиться и прислать мн извиненіе, — сказалось само собою, онъ не думалъ, но какъ птица-соловей поетъ по соловьиному, такъ онъ нечаянно говорилъ, какъ главнокомандующій.

— Но не прежде, чмъ я выскажу все, что я имю сказать.

Кн. Б. стоялъ, и рука его стучала нервно по столу, лицо выражало высоту, до которой нельзя достать. —