Читаем Полное собрание сочинений. Том 17 полностью

Какъ и всегда бываетъ между75 близкими людьми, которые долго не видались, мы почувствовали, при76 свиданіи посл 4-хъ лтъ разлуки, что77 то различіе взглядовъ, которое и всегда было между нами, за это время очень усилилось,78 что мы далеко разошлись по расходящимся линіямъ отъ точки пересченія, на которой мы встртились въ университет. Почти каждый разговоръ, выходящій изъ области практической, тотчасъ же обнаруживалъ наше разобщеніе и приводилъ насъ къ несогласію и спорамъ. Картавцевъ всегда былъ матерьялистомъ и сталъ имъ еще боле; я же, подчинившись во время моего студенчества и въ особенности во время поздки за границу общимъ тогда матерьялистическимъ взглядамъ, все боле и боле отъ нихъ освобождался и даже начиналъ испытывать озлобленіе противъ79 того, что такъ глубоко обмануло80 меня. Я не былъ матерьялистомъ, но и не могъ бы сказать, чмъ я собственно былъ. Я не усплъ составить себ никакихъ опредленныхъ убжденій. Одно, чмъ я былъ очевидно въ это время, это — врагомъ81 тхъ убжденій, въ которыхъ прошла моя молодость, и отрицателемъ ихъ.

Разница нашихъ съ Картавцевымъ убжденій и частые споры не мшали хорошимъ отношеніямъ.82

Картавцевъ зналъ, что я очень интересуюсь Кремлевскими преніями, и хотя считалъ это самымъ пустымъ, ничего незначущимъ явленіемъ — вымирающимъ остаткомъ грубйшихъ предразсудковъ, самъ мн напомнилъ о Кремлевскихъ сборищахъ и предложилъ вмст, вмсто посл обденной прогулки пойти въ Кремль. Святая была въ этомъ году поздняя — нигд не было слдовъ снга, деревья уже были одты, и было такъ тепло, что намъ было жарко даже въ лтнихъ пальто. —

— Вотъ какъ разъ мы хорошо попали, — сказалъ мн Картавцевъ, когда мы, пройдя Соборы, вышли на площадь, — нынче довольно народа. И вотъ онъ, Пафнутій — бывшій раскольничимъ архиреемъ, теперь обращающій раскольниковъ. Вотъ и Хомяковъ. Для васъ представленіе нынче въ полномъ сбор.

Издалека видна была толпа человкъ въ сорокъ въ чуйкахъ, сибиркахъ и пальто, тснившаяся около крыльца и лстницы Архангельскаго собора. На лстниц, на верху каменныхъ ступеней стоялъ худощавый блокурый худой монахъ и, лежа почти на каменныхъ перилахъ, горячо83 говорилъ что-то, обращая свою речь внизъ. Это былъ отецъ Пафнутій. Рядомъ съ нимъ и позади, какъ бы привелегированные84 лица, стояли три человека господъ; одинъ изъ нихъ въ цилиндр съ замечательно строгимъ и значительнымъ лицомъ. —

— Это Хомяковъ? — спросилъ я, указывая на него.

— Нтъ, это камергеръ Бунинъ, дуракъ большой, — отвчалъ Картавцевъ. — Хомяковъ внизу. Вонъ онъ.

И я увидалъ маленькаго человчка въ поддевк съ золотой, выпущенной цпочкой, чернаго съ сдиной, съ низкимъ лбомъ, тонкими чертами плоскаго лица и общимъ выраженіемъ умной лягавой собаки, сверхъ котораго было еще выраженіе чего-то особенно яснаго, веселаго, тонкаго и вмст съ тмъ твердаго. — Онъ стоялъ поодаль и прислушивался, очевидно легко нетолько понимая, но обсуживая все, что говорилось. Подл него стоялъ Москвичъ, господинъ очевидно гордившійся близостью своей съ Хомяковымъ и только благодаря кротости Хомякова переносимый имъ.

Спорилъ съ О. Пафнутьемъ человкъ въ синей сибирк, блокурый, мрачный,85 широкій, прямой, не гибкій. И лицо, и платье его, и рчь его были необыкновенно тверды86 и чисты. Рчь шла, какъ я понялъ, о староврчеств. —

Я засталъ еще половину послдняго возраженія раскольника въ сибирк.

.... — Потому что по тмъ книгамъ служили святые отцы. А безъ Святыхъ отцовъ перемны длать въ вр не положено. Отчего же собору не созвали? — сказалъ онъ и отвернулся.

О. Пафнутій. Соборъ созывали.

Расколъникъ. Мстный, да и то не весь. И слушать не захотли.

О. Пафнутій. Да какая же важность въ этихъ книгахъ? Если бы были опечатки. Вдь самъ ты понимаешь типографское дло, какъ печатаютъ книги.

Расколъникъ. Мы очень хорошо понимаемъ.

О. Пафнутій. Ну, такъ для каждой коректуры надо соборъ собирать?

Расколъникъ. Тутъ не опечатки, а все дло измнили. Что жъ, коли такъ. Ваши книги Никоновцы теперь возьмутъ перемнятъ вс. Разв хорошо будетъ?

Другой расколъникъ. Да что жъ, ихніи книги уже мнять нечего. Они переводы подлали. Церкви прикрыли.

О. Пафнутій. Въ сторону не бросай. Не о церквахъ рчь. А о книгахъ. Хорошо, книги. Ну, да разв въ книгахъ вся сила? Не въ книгахъ, а [въ] Богослуженіи, въ таинствахъ. А как-же у васъ совершаются таинства?

Расколъникъ. По старому закону, какъ у Святыхъ Отцевъ.

О. Пафнутій. Вотъ то-то и нтъ. А я теб скажу, какъ. Я былъ въ Валахіи и въ Австріи. Совершаются тайны обманно. Литургія совершается безъ антиминса. Я былъ самъ. Къ нимъ Дьяконъ бглый пришелъ, принесъ антиминсъ. А потомъ сознался на духу, что тряпочка съ щепками, а не антиминсъ. —

Расколъникъ. Да, теб говорить хорошо, когда ты къ этому приставленъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман