Полное собрание сочинений. Том 17

— Замтьте,⁵⁸ что забавно, — сказалъ онъ мн, съ с[воей]⁵⁹кроткой умной улыбкой. — Забавно то, что въ исторіи только и интересна философская мысль исторіи. Т. е. законъ, по которому [она] живетъ, который они нашли въ исторіи. Чт`o мн за дло, кого завоевалъ Аннибалъ⁶⁰ или какія у Людовика XIV были любовницы. Мн интересенъ законъ, т. е., что изъ этаго выходитъ. А онъ говорить: законъ прогресса. И когда я хочу проврять этотъ законъ, онъ говорить: провряй его только по нашей наук, к[отор]ая и основана на этомъ закон. Т. е., я спорю, что въ этой десятин нтъ 40 саж[енъ], онъ говоритъ: смряй не своимъ, а моимъ саженемъ — ровно 40 саж[енъ]. Я самъ мрялъ. Они говорятъ, прежде чмъ спрашивать, годна ли наука, они говорятъ: поврь наук, изучай ея; точно также какъ религіозные миссіонеры. Изучи, работай надъ ней, посвяти ей годиковъ 10, пусть у тебя волоса за ней повылзутъ, тогда не усумнишься. И правда, не усумнишься, потому что жалко теб будетъ потраченныхъ на нее трудовъ и годовъ. Онъ ужъ не можетъ со мной согласиться. Ему надо отречься отъ 10 лтъ трудовъ. Избави его Богъ. —

Но главное то, что этотъ пріемъ — не возраженія, а устраненія спора, недавно выдуманъ во всхъ наукахъ и очень ловокъ. Главный интересъ состоитъ именно въ ея философскомъ значеніи, т. е., мн хочется знать, какія истины доказываетъ исторія, что же выходитъ изъ того, что были Пуническія и такiя то войны, и такіе то законы. Мн хочется знать, чт`oжъ выходитъ изъ того, — что нервъ возвратно дйствуетъ, и сахаръ вырабатывается въ печени, и теоріи уголовнаго права такія и такія то.

Я спрашиваю: чт`oже, совершенствуется или нтъ человчество, безсмертна ли душа, справедлива ли смертная казнь и т. п. Мн говорятъ: vous ^etes hors la question, cela n’est pas du domaine de la science.⁶¹ Точно какъ на публичномъ засданіи общества, на к[отор]омъ разговариваютъ о томъ, когда дать обдъ, и неосторожный членъ неловко спрашиваетъ о томъ, что сдлало общество. «Вы вн вопроса, вы вн науки». — Прежде каждая наука не отстраняла отъ себя философскихъ вопросовъ, связанныхъ съ нею; теперь Исторія прямо говоритъ, что вопросы о назначенiи человчества, о законахъ его развитія — вн науки. Физіологія говоритъ, что она знаетъ ходъ дятельности нервовъ, но вопросы о свобод или несвобод человка — вн ея области. Законовдніе⁶² говоритъ, что оно знаетъ исторію происхожденія такихъ и такихъ то постановленій, но что вопросъ о томъ, въ какой мр эти постановленія отвчаютъ нашему идеалу справедливости, находится вн ея области, и т. д. Еще хуже — медицина говоритъ: эта ваша болзнь вн науки. Такъ на чорта ли мн ваши науки? Я лучше буду въ шахматы играть. Единственная законность ихъ только въ томъ и состоитъ, что он должны отвчать мн на мои вопросы. А вы вс учитесь для того, что весело учиться; хотя знае[шь], что ничему не выучишься. —

— Такъ какже быть? — спросилъ я.

— Да такъ-же. Въ этомъ никто не виноватъ. Это безсиліе знанія, — это запрещеніе человеку вкушенія плода отъ древа познанія добра и зла есть неизмнное свойство человчества. Только такъ и говорить надо. Гордиться не надо. Чмъ мн гордиться, что я буду знать до малйшей подробности значеніе каждаго гіероглифа,⁶³ а все таки не въ силахъ буду понять значеніе гіероглифической надписи. —

— Они надются понять ее, — сказалъ я.

— Надются. Пора понять, что эта надежда живетъ 3000 историческихъ лтъ, и мы на одинъ волосъ не подвинулись въ знаніи [того,] чт`o справедливость, чт`o свобода, что за смыслъ человческой жизни? А въ шахматы играть пріятное занятіе; но гордиться незачмъ, и еще меньше — презирать тхъ людей, которые не умютъ играть въ шахматы.

————

** [ДВА ПУТНИКА.]

(1875—1876 гг.)

Два⁶⁴ человка съ котомками на плечахъ шли по пыльной шоссейной дорог, ведущей изъ Москвы въ Тулу. Одинъ, молодой человкъ, былъ одтъ въ короткой зипунъ и плисовыя шаровары. На глазахъ, подъ мужицкой новой шляпою, у него были надты очки. Другой былъ человкъ лтъ 50, замчательной красоты, съ длинной сдющей бородой, въ монашеской ряс подпоясанной⁶⁵ ремнемъ и въ кругломъ, высокомъ, черномъ колпак, которые носятъ служки въ монастыряхъ, надтомъ на сдющіе длинные волоса.

Молодой человкъ былъ желтъ, блденъ, грязно пыленъ, и, казалось, едва волочилъ ноги; старый человкъ шелъ бодро, выпячивая грудь и размахивая руками. Къ красивому лицу его, казалось, не смла приставать пыль и тло его не смло знать усталости.

Молодой человкъ б[ылъ] магистръ Московскаго университета Сергй Васильичъ Борзинъ.

Старый человкъ, отставной подпоручикъ Александр[овскихъ] временъ пхотнаго полка, бывшій монахъ и за неприличное поведеніе выгнанный изъ монастыря, но удержавшій монашеское одяніе. Его звали Николай Петровичъ Серповъ.

Вотъ какъ сошлись эти два человка: Василій Сергичъ,⁶⁶ окончивъ диссертацію и написавъ нсколько статей въ Московскихъ журналахъ, ухалъ въ деревню, какъ онъ говорилъ, окунуться въ рку народной жизни и освжиться въ струяхъ бытового потока. Пробывъ мсяцъ въ деревн, въ совершенномъ одиночеств, онъ написалъ слдующее письмо къ своему литературному другу и редактору журнала: