Полное собрание сочинений. Том 17

Василій Васильичъ жилъ въ Подмосковномъ сел Мдведково и ждалъ. Онъ ждалъ, но самъ зналъ, что ждетъ того, что не можетъ случиться. Онъ ждалъ, какъ ждетъ человкъ передъ умирающимъ близкимъ. Онъ ждетъ, чтобъ совершилось то, что быть должно, но, чтобъ были силы ждать, утшаетъ себя надеждой. Такъ ждалъ Кн. Василій въ с[ел] Медвдкова конца борьбы между сестрой Царевной и братомъ Петромъ. Онъ называлъ для себя эту борьбу [борьбой] между Царевной и Царемъ, но онъ зналъ, что ни Царевна, ни Царь не боролись, а боролись за Царя бояре — Черк[асскій], Б. Голицынъ, Стршневъ и др. и за Царевну стрльцы, Шакловитый, Змевъ, Неплюевъ. Что же онъ не вступалъ въ борьбу? Отчего не становился въ ряды съ ними, a ухалъ въ Подмосковную и сидлъ праздно. Онъ боролся и прежде не разъ; но теперь на другой сторон онъ видлъ новую силу, онъ видлъ, что невидимая сила спустила всы, и съ его стороны тяжести перекатывались на другую. На той сторон была не правда. Правды нтъ никогда въ длахъ правительства. Онъ довольно долго былъ самъ правителемъ, чтобы знать это. Чтоже, правда была въ выбор Годунова, Шуйскаго, Владислава, Дмитрія, Михаила. Правда была разв въ выбор Петра однаго, Нарышкиныхъ, въ выбор Ивана и Петра и Софьи, и какая же правда была теперь въ участіи Петра въ правленіи съ Иваномъ? Или Иванъ Царь, или убогій монахъ, а одинъ Петръ Царь. Не правда была, а судьба. И рука судьбы видна была въ томъ, что творилось. Руку судьбы — это зналъ Кн. Василій, — чтобъ узнать есть врный знакъ: руку судьбы обозначаютъ толпы не думающихъ по своему. Они сыплятся на одну сторону всовъ тысячами, тьмами, а что ихъ посылаетъ? они не знаютъ. Никто не знаетъ. Но сила эта та, которой видоизмнятся правительства. Теперь эти недумающія орудія судьбы сыпались на ту, враждебную сторону всовъ. Кн. Василій видлъ это и понялъ, что его царство кончилось. Прозоровскій здилъ къ Троиц заступить[ся] за Царевну и самъ остался тамъ. Патріархъ тожъ. Сама Царевна здила и т люди, которые на смерть пошли бы за нее, выхали къ ней и вернули ее. На той сторон была судьба, не право, Кн. Василій зналъ это. Право больше было на сторон Ивана, старшаго въ род. Петръ былъ младшій братъ только. А при Иван, какъ при едор, должны были быть бояре — правители, и кому же, какъ не ему, Кн. Василію, быть этимъ правителемъ? Но когда судьба склоняетъ всы на одну сторону, другая сторона, чтобъ удержать всы, употребляетъ средства, губящія право, и тмъ еще больше губитъ себя. При начал борьбы право было ровное, но теперь слабая сторона погубила свое право и чмъ слабе она становилась, тмъ сильне неправда ея становилась видна. Перекачнись всы на нашу сторону, думалъ Кн. Василій, и ясно бы стало, что Петръ съ злодями, съ пьяными конюхами задумали погубить старшаго брата Ивана, благодт[ельницу]-правительницу и хотли убить спасшую царство отъ смутовъ и главнаго труженика Кн. Василія, и мало было плахи для изверговъ. Теперь перекачнулись всы туда и ясно, какъ день, выступало неправо Софьи, называвшейся Государыней, ея развратн[ыхъ] любовниковъ, которые правили Царствомъ и все подъ видомъ управленія за старшаго брата, безотвтнаго дурака и убогаго. Мало того, теперь, что поправить всы: и другое страшное дло выступало наружу — <Софья> подговаривала стрльцовъ къ бунту, и Шакловитый собирался убить молодаго Царя. —

Кн. Василій зналъ все это, но, хитрый старикъ, онъ не дотрогивался до всовъ, чтобъ уравнять ихъ, никто не видалъ, чтобъ онъ приложилъ къ нимъ руку. Онъ удалился отъ всего, посл того какъ Нмецъ Гордонъ, тотъ Нмецъ, который въ землю кланялся ему, просилъ отпуска, тотъ Нмецъ, который, какъ рабъ, служилъ ему 6 лтъ, пришелъ спросить, что длать? Изъ Троицы, отъ младшаго Царя пришелъ приказъ идти съ полкомъ къ Троиц. Кн. Василій сказалъ не ходить къ Троиц, и на другой день ушелъ къ Троиц. Кн. Василій понялъ, что Нмецъ и другіе съ нимъ сдлали это — Нмецъ бережетъ только свою шкуру — не потому, что онъ нашелъ, что то право, а потому, что къ Троиц идти было подъ гору, а оставаться — идти было на гору. Кн. Василій понялъ это и съ тхъ поръ ухалъ въ Мдвдково и только ждалъ. Каждый день летали его послы въ Москву. Онъ зналъ, что длалось, и видлъ, что все больше и больше перевшивало и что онъ, какъ соломенка, вьется, и вотъ оторвется, полетитъ по втру. Онъ послалъ сына въ Москву узнать про Царевну и ждалъ одинъ въ своей комнат. Онъ сидлъ за столомъ и думалъ. Думалъ уже о томъ, какъ его обвинятъ и какъ онъ оправдается. И чмъ больше онъ думалъ, тмъ больше онъ обвинялъ ихъ. И ясны были ему вс ихъ вины.