Читаем Полное собрание сочинений. Том 17 полностью

Какъ твердо — не двинется — сидитъ на земл латокъ всовъ, на который положена гиря, когда на другую сторону всовъ сыплятъ зерно въ насыпку и какъ вдругъ отъ одной лишней пригоршни зеренъ, вдругъ дернется гиря и медленно поднимается, покачиваясь и повиснетъ, безсильная, туда и сюда мотаясь, отъ прикосновенія пальца ребенка, такъ точно непоколебима 10 лтъ и больше казалась сила Кн. В. Голицына, при Цар едор и при Царевн Софь, правившаго Царствомъ и такъ точно вдругъ посл втораго Крымскаго похода дрогнула эта сила и, когда Князь Борись Голицынъ и Нарышкины отвезли меньшаго Царя Петра къ Троиц и началась борьба между сестрой и братомъ, повисла эта прежняя сила, колеблясь отъ малйшей случайности. Вс видли и знали это, вс бросили ближняго боярина и ни одинъ человкъ изъ тхъ, которые прежніе годы загромаздживали его крыльцо, дожидаясь милости, ни одинъ не навстилъ его съ тхъ поръ, какъ онъ, боясь стрлецкой смуты, затянной Л. Р. Шакловитымъ съ Царевной, ухалъ въ свое подмосковное село Медвдкова. Онъ оставался одинъ съ своей семьей; съ женой, не простившей его за его сношенія съ Софьей, съ брюхатой, больной, слабой невсткой, съ двумя малыми дтьми, съ толпой челядинцовъ, которые, что ни день, то бжали отъ него и съ любимымъ старшимъ сыномъ, бояриномъ Алексй Васильичемъ. Сынъ этотъ, 25 лтній, красавецъ, молодецъ, умница, ученый, знавшій по Латыни, Гречески, по Французски, любимецъ отцовскій, былъ и прежде надежда и радость, а теперь горе и страхъ отца. Вс знали, что сила Князя Василія кончилась и что онъ, какъ соломенка, выбившаяся изъ крыши, вотъ вотъ упадетъ и занесется втромъ въ погибель; но одинъ, самъ Князь Василій, не зналъ этаго. Онъ не могъ врить тому, что такъ вдругъ отъ ничего, отъ горсти зерна, насыпаннаго на другую сторону всовъ, пропадетъ его сила. Онъ только сердитъ былъ и мраченъ. И то, что сынъ его похалъ въ Москву провдать дла, тревожило его. —

Онъ сидлъ передъ обдомъ одинъ въ своей комнат за точенымъ съ аспидной доской столомъ, на точеномъ стул съ пуховой атласной спинкой и, открывъ книгу, смотрлъ въ нее и длинными пальцами водилъ ощупывая по вострымъ краямъ переплета. Въ заднемъ углу у холодной изразцовой печи сидлъ, свсивъ ноженки въ красныхъ сапожкахъ, карликъ Сусликъ, и, поднявъ брови,127 не спуская глазъ, смотрлъ на хмурое, бритое въ подбородк, моложавое лицо стараго Князя. Но Князь взглядывалъ только изрдка въ окно и не чувствоваль взгляда карлика, не чувствовалъ и другаго взгляда большихъ черныхъ, глубокихъ глазъ жены, смотрвшихъ изъ за приподнятого ковра въ задней двери. — Въ комнат было тихо, слышалось тиканье часовъ въ голов олня — подарокъ польскаго посла, — мокрое всхлипываніе дыханія Суслика и шуршанье болтающихся ножекъ по подзору коника, дальше глухое чтенье псалтыри въ крестовой изъ за 2-хъ дверей и изрдка прокашливанье Князя. Въ открытыя окна врывались другіе звуки. Вс эти [дни] были дожди и съ ночи стала ясная оснняя погода съ паутинами. Съ ярко освщенныхъ полей слышались скрыпъ возовъ, грохотъ пустыхъ телгъ и крики мужиковъ и бабъ, возившихъ снопы.

У тесовыхъ крытыхъ рзныхъ воротъ двора послышались колокольцы и, глянувъ въ окно, Князь увидалъ заворачивающихъ выносныхъ съ кучеренкомъ въ самыхъ воротахъ, такъ что виденъ былъ передъ новой крашеной колымаги; прізжіе остановились. Кучеръ и кучеренокъ заспорили, хать въ дворъ или нтъ.

Изъ колымаги высунулась голова въ собольей шапк и передовой прохалъ къ крыльцу, слзши, отдалъ одному держать кони и сталъ, дожидаясь высадить прізжаго изъ колымаги.

* № 6.

Твердо, — не двинется, сидитъ на земл гиря на одной сторон128 всовъ, пока сыплютъ зерно на другую сторону. Насыпятъ полну насыпку и все не двигается гиря; но вотъ подсыпали отъ совка горсть зерна и, покачиваясь, поднимается гиря и виситъ, дрожитъ, и дитя пальцомъ качнетъ, подниметъ и опустить ее.129

Такъ твердо сидла 12 лтъ сила Князя Василія Васильича Голицына и вдругъ, никто не зналъ, какъ и отчего, поднялась эта сила и повисла безпомощная, какъ соломенка, выбившаяся изъ подъ крыши и качающаяся втромъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман