Какъ твердо — не двинется — сидитъ на земл латокъ всовъ, на который положена гиря, когда на другую сторону всовъ сыплятъ зерно въ насыпку и какъ вдругъ отъ одной лишней пригоршни зеренъ, вдругъ дернется гиря и медленно поднимается, покачиваясь и повиснетъ, безсильная, туда и сюда мотаясь, отъ прикосновенія пальца ребенка, такъ точно непоколебима 10 лтъ и больше казалась сила Кн. В. Голицына, при Цар едор и при Царевн Софь, правившаго Царствомъ и такъ точно вдругъ посл втораго Крымскаго похода дрогнула эта сила и, когда Князь Борись Голицынъ и Нарышкины отвезли меньшаго Царя Петра къ Троиц и началась борьба между сестрой и братомъ, повисла эта прежняя сила, колеблясь отъ малйшей случайности. Вс видли и знали это, вс бросили ближняго боярина и ни одинъ человкъ изъ тхъ, которые прежніе годы загромаздживали его крыльцо, дожидаясь милости, ни одинъ не навстилъ его съ тхъ поръ, какъ онъ, боясь стрлецкой смуты, затянной Л. Р. Шакловитымъ съ Царевной, ухалъ въ свое подмосковное село Медвдкова. Онъ оставался одинъ съ своей семьей; съ женой, не простившей его за его сношенія съ Софьей, съ брюхатой, больной, слабой невсткой, съ двумя малыми дтьми, съ толпой челядинцовъ, которые, что ни день, то бжали отъ него и съ любимымъ старшимъ сыномъ, бояриномъ Алексй Васильичемъ. Сынъ этотъ, 25 лтній, красавецъ, молодецъ, умница, ученый, знавшій по Латыни, Гречески, по Французски, любимецъ отцовскій, былъ и прежде надежда и радость, а теперь горе и страхъ отца. Вс знали, что сила Князя Василія кончилась и что онъ, какъ соломенка, выбившаяся изъ крыши, вотъ вотъ упадетъ и занесется втромъ въ погибель; но одинъ, самъ Князь Василій, не зналъ этаго. Онъ не могъ врить тому, что такъ вдругъ отъ ничего, отъ горсти зерна, насыпаннаго на другую сторону всовъ, пропадетъ его сила. Онъ только сердитъ былъ и мраченъ. И то, что сынъ его похалъ въ Москву провдать дла, тревожило его. —
Онъ сидлъ передъ обдомъ одинъ въ своей комнат за точенымъ съ аспидной доской столомъ, на точеномъ стул съ пуховой атласной спинкой и, открывъ книгу, смотрлъ въ нее и длинными пальцами водилъ ощупывая по вострымъ краямъ переплета. Въ заднемъ углу у холодной изразцовой печи сидлъ, свсивъ ноженки въ красныхъ сапожкахъ, карликъ Сусликъ, и, поднявъ брови,127
не спуская глазъ, смотрлъ на хмурое, бритое въ подбородк, моложавое лицо стараго Князя. Но Князь взглядывалъ только изрдка въ окно и не чувствоваль взгляда карлика, не чувствовалъ и другаго взгляда большихъ черныхъ, глубокихъ глазъ жены, смотрвшихъ изъ за приподнятого ковра въ задней двери. — Въ комнат было тихо, слышалось тиканье часовъ въ голов олня — подарокъ польскаго посла, — мокрое всхлипываніе дыханія Суслика и шуршанье болтающихся ножекъ по подзору коника, дальше глухое чтенье псалтыри въ крестовой изъ за 2-хъ дверей и изрдка прокашливанье Князя. Въ открытыя окна врывались другіе звуки. Вс эти [дни] были дожди и съ ночи стала ясная оснняя погода съ паутинами. Съ ярко освщенныхъ полей слышались скрыпъ возовъ, грохотъ пустыхъ телгъ и крики мужиковъ и бабъ, возившихъ снопы.У тесовыхъ крытыхъ рзныхъ воротъ двора послышались колокольцы и, глянувъ въ окно, Князь увидалъ заворачивающихъ выносныхъ съ кучеренкомъ въ самыхъ воротахъ, такъ что виденъ былъ передъ новой крашеной колымаги; прізжіе остановились. Кучеръ и кучеренокъ заспорили, хать въ дворъ или нтъ.
Изъ колымаги высунулась голова въ собольей шапк и передовой прохалъ къ крыльцу, слзши, отдалъ одному держать кони и сталъ, дожидаясь высадить прізжаго изъ колымаги.
* № 6.
Твердо, — не двинется, сидитъ на земл гиря на одной сторон128
всовъ, пока сыплютъ зерно на другую сторону. Насыпятъ полну насыпку и все не двигается гиря; но вотъ подсыпали отъ совка горсть зерна и, покачиваясь, поднимается гиря и виситъ, дрожитъ, и дитя пальцомъ качнетъ, подниметъ и опустить ее.129Такъ твердо сидла 12 лтъ сила Князя Василія Васильича Голицына и вдругъ, никто не зналъ, какъ и отчего, поднялась эта сила и повисла безпомощная, какъ соломенка, выбившаяся изъ подъ крыши и качающаяся втромъ.