Полное собрание сочинений. Том 17

— Что Никишъ! —такъ звалъ отецъ сокращенно Никишка. — Княгиня твоя, сказываютъ <съ попомъ ушла>, велла не прізжать, — безъ тебя, молъ, веселй, — пошутилъ отецъ.

— Чтожъ пущай. Я и здсь поживу. — Сынъ былъ похожъ на отца и лицомъ, и сложеньемъ, — только онъ былъ черный и больше отца. На сколько онъ былъ больше, на столько онъ былъ тише. Какъ будто огня было ровно столько же на большое тло и на малое. Тже были глаза, мягкіе, сладкіе, только у отца голубые, у сына кари, тажъ улыбка веселая, тже движенья складныя, достойныя. Тжъ волоса, только черные и покрупне кудри у сына. Только отецъ не могъ быть и съ молоду такъ хорошъ, какъ сынъ. Сынъ былъ красавецъ и по росту и по лицу.

* № 14.

Отъ лса и до Кожухова и за Кожухово и на право къ самой рк сплошь стояли войска. Съ вечера былъ туманъ, поутру туманъ слъ на землю, и, откуда ни взялись, паутины понеслись по воздуху, садились, ложились, заплетались на жневье, на кусты, на полынь, на шапки, кафтаны, носы людей, на спины лошадей, на козлы ружей. Золотыя маковки на Симоновомъ монастыр, на соборахъ въ Кремл горли огнемъ, рка на загиб у Кожухова точно серебромъ политая стояла, не шелохнулась. Голоса псни слышны были издалека со всхъ сторонъ, а въ Кожухов самомъ гремли пушки. Палили разъ за разомъ изъ толстыхъ пушекъ и раскатами пускали дробь, изъ ружей. Разсыпятъ дробь и, разъ, разъ, хлопнетъ какой отсталый солдатъ. И закричатъ много голосовъ и дымъ синій клубится, стелется надъ дерев[ней] и перевертывается, не зная, куда убраться и собраться.

Въ Кожухов слышно было, гулялъ любимецъ Царскій Лeфортъ Францъ Ивановичъ и угощалъ на имянинахъ Царя и всхъ придворныхъ; — и по всему войску на этотъ день не было службы.

II.

Обозъ Московскаго полку стоялъ на полубугр у лсочка и въ лсочк, верстахъ въ двухъ отъ Кожухова.

У края лса на чистомъ [мст] рядкомъ стояли шатры боярскіе, у кого изъ хвороста плетеные, натрушенные сномъ, у кого полотняные, у кого войлочныя кибитки. Побочь шатра у каждаго была кухня въ земл и шалашики для дворни, спереди на лужку <стояли варки съ конями или ходили спутанныя лошади>. Позади въ лсочк стояли телги, воза съ повозками крытами и крытые коврами, кожами, циновками; другія телги — съ креслами и хребтугами. У этихъ телгъ стояли кони. Другія лошади спутанныя или по вол ходили по лсу. Тутъ же были вырыты¹⁷³ ямы, и въ ямахъ стояли бочки, боченки съ квасомъ, пивомъ, медами. —

Князь Иванъ Лукичъ Щетининъ стоялъ на лучшемъ мст, противъ колодца. Шатеръ у него былъ войлочный, онъ самъ привезъ его себ изъ похода. Кухня была плетеная и повозокъ за нимъ стояло шестеро.

Дворовъ было немного за Княземъ Иваномъ Лукичемъ, а и въ деревн у него и на Москв онъ живалъ, какъ отъ 300 дворовъ. Всего было много и гостямъ онъ всегда радъ былъ, и голодныхъ и трезвыхъ не отпускалъ отъ себя.¹⁷⁴ —

Въ походахъ встрчались знакомые друзья, т, которые въ вкъ не увидались бы.

Къ Василію Лукичу собрались въ этотъ [день] сосдъ Хованскій Князь, Левашовы двое и сватъ Курбатовъ — дьякъ съ сыномъ, Преображенскимъ солдатомъ. —

Пообдали и стали пить. Иванъ Лукичъ спорилъ съ Курбатовымъ Василіемъ Ефимовичемъ. Василій Ефимычъ говорилъ, что нмецкій строй лучше Русскаго, Иванъ Лукичъ спорилъ.

— Ты, братецъ, ты [?] съ перомъ знаешь какъ управл[яться], я теб указывать не буду, а въ ратное дло ты не суйся, дружокъ.

Василій Ефимовичъ говорилъ:

— Почему жъ имянно дло это управ[лять] я не могу. Имянно. Дло ума. Нмецъ учене тебя, онъ и придумалъ. Ктоже зелье выдумалъ, нашъ что ли. Кто пищаль приладилъ, нашъ что-ли? нтъ. —

— Того дня, именно, видалъ, анамесь, разлетлись, разбглись наши конные, какъ исдлали залпу изъ ружья нмецкаго, вс и осли. — Такъ что ли, Князь, — обратился Курбатовъ къ Хованскому Князю.

Хованскій Князь сидлъ прямо, смотрлъ на Курбатова. Изъ себя былъ человкъ особистый, грузный.

— Твое здоровье, — сказалъ онъ.

— Такъ что ли? — повторилъ Курбатовъ. —

— Я теб вотъ что скажу. Какъ проявились Нмцы, стали имъ пропускъ давать, не стало строенья на земл, и все къ матери. — И Князь Хованскій сморщился, махнулъ рукой. — Потому въ книгахъ писано, теб я чай извстно. Отъ чуждаго чуждое поядите.

Курбатовъ поджалъ губы и опять распустилъ ихъ, чтобъ выпить меду. Выпивъ, сказалъ: — Безъ ума жить нельзя. Теперь все по планту разнесутъ и видна.

— Да чего по планту, — сказалъ Щетининъ.

— А того, что не твого ума дло.

— Моего, не моего. (Межъ нихъ была враждебность, обыкновенная между сватами.) Ты пузо то отростилъ небось не на Нмца, а на Русскаго.

— Нтъ слова, а когда Царь умне насъ съ тобой. —

Щетининъ вспыхнулъ, красное лицо въ блой бород.

— Царь! — сказалъ онъ. — Быть ему здорову, — и выпилъ.

— Царь младъ! — Хованскій махнулъ отчаянно рукой. —