Читаем Полное собрание сочинений. Том 17 полностью

Молодой Князь былъ похожъ на отца, только былъ много красивй его. Тже были огненные глаза, тотъ же носъ, но пряме, только съ малой горбинкой, и ротъ такой, что, когда онъ улыбался промежду усовъ и бороды, которая росла у него черная, не сплошная, а оставляя просвтъ подъ концами губъ, нельзя было не улыбаться и весело стало смотрть. Онъ былъ и выше ростомъ и статне отца.

Онъ взглянулъ на Щепотева, похмурился — видно не нравилось ему, что Щепотевъ дразнилъ отца, взглянулъ на отца и вышелъ изъ палатки. —

Левашовы два брата сидли молча. Они были крупные, крупные, толстокостные ребята. Старшему было лтъ 40, и онъ былъ по толше; и руки, и носы, и зубы у нихъ длинные, угловатые и крпкіе.

Старшій обтеръ рукавомъ рдкіе усы и сказалъ, опустивъ зрачки:

— Попытать надо.

————

Когда привели лошадь, Кн. Иванъ Лукичъ ужъ забылъ про нее, онъ разсказывалъ, какъ подъ Чигириномъ онъ сбилъ двухъ лошадей. —

Дло стало за споромъ. Кн. Лука Иванычъ былъ выпивши.167

* № 13.

<Осенью 1694 года кром потшныхъ воиновъ, собранныхъ въ Семеновскомъ и Преображенскомъ, собраны были и стрльцы и пушкари Московскіе и рейтары и драгуны и еще собраны съ 22 городовъ дворяне помщики съ ратными людьми. Все войско, тысячъ 8 — раздлили на дв части, построили крпость у Москвы рки, и была примрная война: бились тупыми копьями, топтались лошадьми, палили изъ ружей холостыми зарядами и изъ пушекъ холостыми бомбами. Потшная война шла ужъ 3-ю недлю, и все городокъ держался и Русскіе не могли взять его. —

Въ первое воскресенье168 посл Покрова всему войску данъ былъ роздыхъ. —

Въ это воскресенье у Щетинина князь Луки Ивановича случилось несчастье. —

Лука Ивановичъ былъ стольникомъ въ молодыхъ годахъ при Цар Алекси Михаилович; но ужъ лтъ 30 жилъ въ своей Ефремовской вотчин и вызжалъ только въ походы, когда высылали ратныхъ людей.

A выхалъ теперь въ Москву Кн. Лука Ивановичъ не одинъ, а самъ другъ съ сыномъ среднимъ, Никитой (у него было 3 сына: Петръ, Никита и Левъ) и не съ 10-ю, а 20-ю человками. —>

Въ это утро къ Князь Лук Ивановичу пришелъ обозъ изъ вотчины, четыре подводы привезли овса, крупъ и три боченка меду стоялаго и поклонъ отъ Княгини старухи и отъ сыновей. Дворяне разставились въ 2-хъ верстахъ отъ Кожуховой деревни на пол у лса [?], <кто въ ша>лашахъ плетеныхъ, кто въ шатрахъ полотняныхъ, кто промежду повозокъ <подъ подвязанными оглоблями>. Князь Иванъ Лукичъ ночевалъ съ сыномъ на кошмахъ промежъ двухъ повозокъ. Оглобли были подвязаны кверху и накрыты кожами, а сзади завшены по шестамъ рогожами для затишья. —

Ивану Лукичу было далеко за 60 лтъ, въ курчавой русой бородк его блла сдинка на скулахъ, русые волоса его были рдки на вискахъ, но вились все еще мелкими кудряшками. Маковка у него была выстрижена, да ужъ и мало заростала, но онъ былъ румянъ, голубоглазъ и быстръ въ движеніяхъ.

Но старый Князь не бросалъ своей ухватки, какъ онъ самъ про себя говаривалъ. Огневый былъ человкъ. Маленькой, сухой, поворотливой, смлый, за что онъ ни брался, всякое дло кипло у него въ рукахъ. А ужъ разсказать, похвастать, обласкать, повеселить гостей, не было противъ него человка. Поглядть на него, подумалъ бы, что только у него169 и было заботы, что повеселиться да погулять, a вмсто того, хотя не видать было, когда онъ успвалъ дла длать, и на воеводств (лтъ 30 назадъ онъ былъ воеводой въ Кашир), и у себя въ вотчинахъ, и на служб на походахъ у Князя Ивана Лукича всякое дло спорилось, и подвластные и любили, и боялись его.

На зорьк Иванъ Лукичъ вскочилъ съ войлоку, надлъ старые стоптанные желтые сапоги на босу ногу, накинулъ шубу лисью на рубашку, на красную шитую золотомъ тафью надлъ шапочку лисью, кликнулъ едотку, старика170 холопа, и пошелъ мыться къ кухн. Тамъ онъ скинулъ шубу, засучилъ рукава на сухихъ съ буграми черныхъ мясовъ рукахъ и зачалъ полоскаться, мыться, фыркать. Всю голову себ облилъ и раскурчавилъ волоса и бороду; накинулъ шубу, перекрестился и пошелъ къ обозу. Тамъ онъ слъ на телгу, одной ногой упершись въ ступицу, другой заплетя за грядку и сталъ выспрашивать крестьянъ, привезшихъ обозъ. Спрашивалъ онъ и про послднюю рожь — копны, свезли ли, и про прудокъ въ огород, — начали ли копать, и про Княгиню, — здила ли къ обдни, и про корма для скотины и про Семку Дранаго бглаго, есть ли слухи. Мужики <безъ шапокъ> стояли передъ нимъ, разсказывали, что знали.

Поговоривъ съ мужиками, Лука Ивановичъ обошелъ лошадей, стоявшихъ у хрептуговъ, ощупалъ овесъ, пожалъ въ горсти, сыръ ли, понюхалъ, на зубъ пощелкалъ зернушки и <пошелъ опять покалякать съ мужиками>. Потомъ осмотрлъ, куда постав[или] медъ въ яму, отвдалъ ковшемъ, отпустилъ на водопой лошадей, погладилъ Аргамака. Встртилъ171 чужаго холопа. Это былъ холопъ сосда по табору Кн. Хованскаго, онъ подозвалъ къ себ.

— Скажи куму Князю Ивану Ивановичу, чтобъ172 шелъ пить ко мн, медъ привезли. —

Когда онъ вернулся къ повозкамъ, сынъ Аникита Ивановичъ тоже всталъ и шелъ къ повозкамъ, узнавъ, что пріхали люди изъ двора. —

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман