Полное собрание сочинений. Том 2. Отрочество. Юность

Анна Ивановна Епифанова съ молоду и даже лтъ до 40, говорили, была женщина очень легкого характера – любила повеселиться и не любила стсняться ни въ своихъ поздкахъ въ столичные и губернскіе города, ни въ домашней деревенской жизни, <гд имньемъ ея управлялъ то Непремнный Членъ Земскаго суда, то Уездные Доктора, Учитель изъ Семинаристовъ, то крпостной, управляющій Митюша.> Но лтъ 10 тому назадъ съ Анной Ивановной случилось несчастіе, которое очень поразило ее и измнило характеръ. Ея управляющій изъ крпостныхъ Митюша, который былъ всячески обласканъ и фаворитомъ своей барыни, хотлъ, какъ говорятъ, застрлить ее и былъ за то отданъ въ солдаты. Съ тхъ поръ Анна Ивановна бросила пустяки, какъ она сама говорила, выписала изъ службы своего почтительнаго и серьезнаго сына Петрушу, передала ему хозяйство, а сама, удержавъ вполн свой веселый и пріятный характеръ, навсегда поселилась въ деревн и занялась устройствомъ домика и садика. – Дйствительно, лучше дома и сада и цвтовъ Анны Ивановны рдко можно было найти по помщикамъ. И домъ и садъ были небольшіе, и убранство ихъ было небогато, но все это было такъ акуратно, такъ опрятно, съ такимъ вкусомъ и носило все такой общій характеръ той веселости, которую выражаетъ хорошенькой вальсъ или полька, что слово игрушечка, которое часто употребляли гости, хваля домикъ Анны Ивановны, чрезвычайно шло къ нему. – И сама Анна Ивановна была игрушечка,– маленькая, худенькая, всегда къ лицу одтая, въ новенькомъ чепчик, съ крошечными ручками, на которыхъ впрочемъ немного слишкомъ выпукло обозначаются лиловатыя жилки, и хорошенькими пальцами которыхъ она шевелитъ безпрестанно, сидя или съ книгой въ своей хмлевой бсдочк, или за хорошенькими, подъ орхъ сдланными своимъ столяромъ [пяльцами] въ своемъ хорошенькомъ кабинет, гд поютъ хорошенькія кинареечки въ хорошенькихъ клточкахъ, и гд везд стоятъ хорошенькія вещицы на хорошенькихъ столикахъ, и хорошенькая съ разноцвтными стеклами дверь отворена на хорошинькія краснымъ пескомъ усыпанныя дорожки, вьющіяся между единственными хорошенькими цвточками. Но что всего было лучше въ Анн Ивановн, это то, что она всегда была одинаково весела, одинаково радушна и одинаково умла занять каждаго и любила радоваться на удовольствія молодежи. Но в сущности, исключая своихъ цвточковъ и комнатъ, Анна Ивановна никого не любила. —

Авдотья Васильевна мало имла сходства съ матерью и физически и морально. Она была велика, полна, чрезвычайно красива и не весела, какъ мать, а напротивъ скучлива. – Когда она хотла быть веселой, то выходило какъ-то странно, какъ будто она смялась надъ собой и надъ всмъ свтомъ, чего она врно не хотла. – Часто я удивлялся, когда она говорила такія фразы: «Да, я ужасно какъ хороша собой. Какже вс въ меня влюблены» и т. п., но зато во всхъ пріемахъ ея видно было великодушное желаніе пожертвовать собой для любви къ кому-нибудь. – Мать была акуратна, она неряха. —

Петръ Васильевичъ былъ мраченъ, и, какъ я посл ршилъ, мрачность эта происходила отъ убжденія, что онъ пожертвовалъ своей карьерой матери. Онъ на всхъ сердился за то, что онъ былъ почтительный сынъ матери и пожертвовалъ ей собою. Онъ дралъ съ мужиковъ, но самъ Богъ не разуврилъ бы его, онъ, сердился бы и на Бога. – Онъ почтит[еленъ] [къ] матери.

* № 10.

Въ то короткое время, когда я видлъ вмст эти три лица: папа, Дуничку, какъ ее звала мать, и Петра Васильевича, вотъ что я усплъ замтить.

Папа былъ постоянно въ томъ же расположеніи духа, которое меня поразило въ немъ, когда мы пріхали. Онъ былъ такъ веселъ, молодъ, полонъ жизни, что лучи этаго счастія распространялись на всхъ окружающихъ. – Онъ со всми сталъ еще добре, ласкове, особенно съ Любочкой, къ которой, я замтилъ, въ немъ въ это время, кром всегдашней любви, присоединилось чувство какого-то уваженія, почти боязни. Разъ онъ, разговаривая о чемъ-то очень веселомъ на балкон съ Дуничкой, вдругъ взглянулъ на Любочку, покраснлъ и тотчасъ, покряхтывая и подергивая плечомъ, отошелъ отъ Дунечки. —

Съ Мими же, я замтилъ, онъ въ это время сдлался особенно сухъ и обходилъ ее, какъ непріятное воспоминаніе. Вся его веселость вдругъ пропадала, какъ только онъ обращался къ ней.

Авдотья Васильевна, бывшая большей частью весела, необыкновенно мила и естественна, или вдругъ на нее находила такая застнчивость, что жалко было смотрть на нее: она боялась каждаго взгляда, каждаго движенья, видимо съ цлью преодолть свою застнчивость начинала безпрестанно говорить и говорила глупости, сама чувствуя и красня еще больше. Кром того, я замтилъ въ ея обращеньи дв вещи, мн тогда показавшіяся странными – она въ разговор употребляла безпрестанно вс обыкновенные выраженія папа, разумется, большей частью некстати и часто продолжала съ другими разговоръ, начатый съ папа, и говорила про то, чего мы вовсе не знали, какъ про вещь, которая всмъ должна быть извстна.