Полное собрание сочинений. Том 2. Отрочество. Юность

Другая странность была частыя мгновенные переходы отъ самаго веселаго расположенія духа, бывшаго ей обыкновеннымъ, къ какому-то безпомощно-унылому состоянію, которое однако продолжалось недолго. – Какъ я потомъ замтилъ, такіе переходы случались всякой разъ, какъ папа оказывалъ расположеніе другой женщин или мущин или даже вспоминалъ о любви своей къ кому нибудь. – Вообще же Дуничка мн очень нравилась. Описывать ея красоту трудно, потому что она была очень правильна. Одинъ ея недостатокъ, общій всмъ красивымъ лицамъ, было однообразіе выраженія. Ея постоянное выраженіе было добродушно-веселое и вмст съ тмъ, какъ это ни покажется страннымъ, скучающее. —

Петръ Васильевичъ въ своей венгерки, которая была ему и узка и коротка, былъ чрезвычайно забавенъ. – Онъ говорилъ мало, даже боялся и не любилъ, когда его впутывали въ разговоръ, лъ очень много и съ папа и со всми нами держалъ себя такъ, какъ будто былъ увренъ, что мы вс только и ждемъ случая, чтобъ онъ забылся для того, чтобы пустить ему волчка въ волосы или гусара въ носъ, но что онъ не позволитъ никому манкировать. Онъ похожъ былъ на паяца, который, обдая въ трактир, хочетъ быть просто постителемъ. Съ нашими дамами онъ былъ весьма почтителенъ, со мной учтивъ, съ папа и съ Володей особенно величественъ и строгъ, несмотря на что папа и даже Володя иногда, едва удерживаясь отъ смха, все таки называли его Полковникомъ.

После Петрова дня, имянинъ папа, Шольцъ ни разу не были у насъ, и я не видалъ ихъ больше, но папа до Августа мсяца, почти каждый день, здилъ къ нимъ. – Въ Август, должно быть, что нибудь случилось непріятное, потому что онъ, получивъ какое-то письмо отъ Петра Васильевича пересталъ здить къ нимъ, былъ долго очень разстроенъ и узжалъ въ Тамбовскую деревню и къ Вахтину, своему пріятелю.

* № 11.

Однако врно Оперовъ былъ очень хорошій малый. Передъ экзаменомъ, когда мн понадобились тетрадки, потому что я не записывалъ, онъ предложилъ мн ихъ черезъ другаго товарища сказавъ, что онъ ужъ отдалъ ихъ, но возьметъ назадъ и дастъ мн, и сдержалъ слово. – Но и тетрадки Оперова были мн не въ пользу: я не записывалъ и не слушалъ ничего впродолженіи всего курса, и голова у меня была такъ занята другимъ, что за недлю передъ экзаменами я зналъ изъ математики меньше того, что я зналъ на вступительномъ экзамен. – Чмъ же я былъ такъ занятъ эту зиму? <Не кутежной веселой жизнью, какъ это часто бываетъ съ молодежью на первомъ курс; я только разъ былъ въ эту зиму на такомъ кутеж у однаго товарища и очень остался недоволенъ этой забавой, не свтской жизнью, потому что я, кром визитовъ, только бывалъ у Нехлюдовыхъ по вечерамъ и разъ былъ на одномъ концерт, который мн оставилъ самое непріятное воспоминанiе.>

* № 12.

Глава 37. Сердечныя дла.¹⁴³

Не уединенными размышленіями, потому что я во всю эту зиму, кажется, полчаса не пробылъ одинъ, ежели же это случалось, то я инстинктивно скорй брался за книгу какого-нибудь романа съ тмъ, чтобы не думать. Даже разъ, приведя въ порядокъ свою комнату и найдя въ бумагахъ тетрадь съ надписью: Правила жизни, я только на секунду задумался, и какъ будто мн жалко стало чего-то, но я тотчасъ же опомнился и съ усмшкой спряталъ тетрадь въ ящикъ комода. «Интересно будетъ вспомнить объ этой глупости черезъ нсколько лтъ, когда я буду уже женатый, высокій мущина въ чин Колежскаго Советника или что-нибудь такое», подумалъ я. Музыкой тоже упражнялся я мало, потому что по прізд мачихи внизу всегда бывали гости, а у меня фортепьянъ не было. Но зато я вздумалъ было сочинить сонаты и купилъ себ для этой цли Генералъ-басъ Фукса. Довольно долго я читалъ Фукса, стараясь уврить себя, что я понимаю что-нибудь, также, какъ читаютъ книги на плохо извстномъ язык, но какъ только я бралъ нотную бумагу и начиналъ писать, то выходило, уже не говоря о томъ, каково на слухъ, на видъ выходила такая дичь, что я скоро бросилъ это занятіе, ршивъ, что книга Фукса никуда не годится. Изъ уединенныхъ занятій главнымъ все-таки было чтеніе французскихъ романовъ, <которымъ я продолжалъ предаваться со страстью>. Не смотря на то, что уже начиналъ обсуживать то, что я читалъ, и длать критическіе открытія, которыя очень радовали меня, и которыя я тотчасъ же сообщалъ всмъ своимъ знакомымъ. Я, напримръ, открылъ вдругъ, что только тотъ романъ хорошъ, въ которомъ есть мысль, открылъ тоже, что Монте Кристо не натурально, не могло быть, и потому невроятно, вслдствіи чего самая мысль романа не можетъ принести пользу, и всмъ нсколько дней разсказывалъ это открытіе, <что мн не мшало однако проглатывать по 5 томовъ такихъ романовъ въ сутки>. —

* № 13.