Полное собрание сочинений. Том 2. Отрочество. Юность

Генеральша посл смерти мужа отдала сына въ корпусъ и ухала съ дочерьми жить безвыздно въ свою маленькую деревеньку. – Прошло 20 лтъ, сынъ давно служилъ въ полку, утшая старуху письмами и не требуя отъ нея ни гроша денегъ, исключая тхъ 1000 р., которые она дала ему на экопировку. Старушка говорила, что онъ служитъ хорошо, только не бережетъ здоровья, и тужила, что дорогой Петруша ни разу не навстилъ ее, потому что онъ говоритъ, по служб потеряетъ, коли въ отпускъ проситься. Дочери безприданницы росли, хорошли, потомъ старлись и дурнли, не выходя за мужъ. Маленькое имньице разстроивалось больше и больше, доходовъ становилось меньше, а все столько же требовалось башмачковъ козловыхъ, ситцу на обновки въ имянины, сахару, патоки на варенье. —

Уже лтъ 8 тесовая крыша домика растрескалась, прогнила и текла во многихъ мстахъ. Старушка откладывала въ баульчикъ деньги, и всякій разъ деньги эти надобились на что-нибудь боле необходимое: на ригу, которая развалилась, на Совтъ, – и только подставлялись лоханки въ тхъ мстахъ, гд текла крыша, чтобъ полъ не портила капающая красная, перепрлая вода. На бду еще была тяжба за какія-то 50 десятинъ, которыя оттягивало наше семейство и кажется несправедливо. – Сосдъ Никаноръ Михайлычъ присовтовалъ подать прошенье, и съ тхъ поръ каждый годъ расходы, а земля все была въ чужомъ владньи. Уже лтъ 15 имнье было на волоск отъ продажи съ аукціона, и разъ 10 было подъ опекой Н[иканора] М[ихайлыча], но все какъ-то держалось. Наконецъ такъ увеличился долгъ и годъ пришелъ такой плохой, что приступили къ продаж. – Уже добрый Н[иканоръ] М[ихайлычъ] не могъ пособить горю, старушка написала къ Петруш, умоляя его пріхать спасти ихъ отъ раззоренья. Она такъ была убита горемъ, которое въ ея глазахъ увеличивалось тмъ, что он были одни женщины, которыя ничего не знаютъ, что она не подумала о томъ, что Петруш имъ помочь нечмъ. Ей казалось, что уже одно присутствіе мущины облегчитъ ея участь. – Петруша не тотчасъ пріхалъ, а писалъ, что служба его идетъ очень хорошо, даетъ ему кусокъ хлба, и онъ надится, со временемъ дастъ ему возможность улучшить не только свое, но положеніе всего семейства, такъ ему страшно бросить все, можетъ быть изъ пустяковъ и для такого дла, къ которому онъ и не способенъ, въ которомъ онъ не можетъ быть полезенъ. Но несмотря на то, пусть ему обстоятельно напишетъ добрый сосдъ Никаноръ Михайлычъ, и матушка прикажетъ пріхать: ея воля для него святой законъ. —

Мать все-таки звала сына, умоляя его спасти ее, точно отъ разбойниковъ, и Петруша вышелъ въ отставку и пріхалъ въ деревню. —

Дла дйствительно были въ ужасномъ положеніи, однако, просьбами, общаньями и разными оборотами Петръ Васильевичъ кое какъ удержалъ имнье и принялся хозяйничать. Причина разстройства была очень простая: доходовъ было тысяча рублей, а расходовъ полторы. —

«Ежели вы меня вызвали, и я для васъ бросилъ карьеру и все, сказалъ онъ матери и сестрамъ: и ежели вы хотите, чтобъ я сдлалъ точно что-нибудь, то первое условіе, безъ котораго я не останусь здсь дня: вы должны слушаться меня, и все хозяйство должно зависть отъ меня однаго, расходы должны уменьшиться въ четверо. Матушк, что угодно будетъ приказать для себя, все будетъ исполнено, ежели только возможно, а вамъ, сестрицы, я назначаю на туалетъ каждой по 25 р. ассигн., и больше отъ меня вы не получите ни копейки. Обдать мы будемъ щи и кашу – больше ничего, лошадей не будемъ держать и здить никуда не будемъ, а коли кто прідетъ къ намъ для насъ, то пусть стъ съ нами, что мы димъ. Я и самъ, кром этаго парусиннаго пальто и тулупа, себ ничего не сошью, пока долги вс не будутъ заплочены, а буду здить въ гости въ старой батюшкиной венгерк. Коли кто меня принимаетъ для меня, тому все равно, а коли кому стыдно за мое платье, и самъ его знать не хочу». —

П[етръ] В[асильевичъ] сдержалъ слово, вникъ въ хозяйство, увеличилъ запашку, завелъ картофельный заводъ. Съ мужиками былъ взыскателенъ и строгъ. «Мужичонки», какъ называлъ ихъ Н[иканоръ] М[ихайлычъ] стали жить похуже и [1 неразобр.], но дла пошли лучше, и дйствительно черезъ 5 лтъ долги были заплочены, и П[етръ] В[асильевичъ] похалъ въ Москву, сшилъ себ триковый пальто и сестрамъ всмъ купилъ по шелковому платью. Мать и сестры, испугавшіяся его сначала, теперь обожали его, хотя боялись больше всего на свт.

Съ этимъ-то помщикомъ Шольцомъ была у насъ тяжба, по которой я составилъ себ о немъ и его семейств такое странное мнніе.

Авдотья Васильевна, которая была меньшая сестра, здила къ матушк, когда еще П[етръ] В[асильевичъ] былъ въ полку. Какъ скоро онъ пріхалъ, то запретилъ ей бывать у насъ, и мы до того лта, которое я описываю, ничего не слышали про нихъ.

* № 9.