Текст шестой части дошел до нас полностью.
Текст седьмой части также дошел полностью.
И текст восьмой части («Эпилога») сохранился полностью.
Извлекаем из наборной рукописи варианты №№ 16, 24, 28, 30, 174, 188, 189, 191, 198.
104. Рукопись на 2 листах в 4°, написанная с обеих сторон рукой неизвестного и исправленная в четырех местах рукой Толстого.
105. Рукопись на 2 листах в 4°, написанная на 3 страницах рукой неизвестного. В ней в двух местах сделаны зачеркивания, очевидно, рукой Толстого. На первом листе рукой переписчика проставлена цыфра 17.
106. Корректура дожурнального текста романа на 9 гранках, исправленная рукой Толстого, нумерованная по гранкам синим карандашом рукой постороннего (3—11).
О Вронском приписано на полях вместо зачеркнутого набранного текста:
Кром того, онъ не могъ не видть, что нетолько мать и отецъ Кити, но она сама уже начала мучаться ожиданіемъ того ршительнаго слова, которое онъ долженъ былъ сказать ей. Онъ видлъ, какъ она всякую минуту робла и вспыхивала отъ боязни вызвать это слово. Онъ и прежде чувствовалъ себя влюбленнымъ въ нее, но теперь съ этой боязнью она казалась ему еще миле, но, несмотря на то, онъ чувствовалъ себя еще очень далекимъ отъ того, чтобы сказать это слово; и именно потому, что это было слишкомъ легко и потому, что вс ожидали этаго отъ него.
Далее добавлено:
Ему становилось совстно за то, что онъ такъ мучаетъ ее, не говоря того слова, котораго она такъ робко и страстно ожидаетъ.
Там, где говорится о возвращении Вронского в гостиницу Дюсо, дописано:
Въ столовой онъ засталъ знакомыхъ, пріхавшихъ ужинать изъ оперы, подслъ къ нимъ и, поужинавъ и выпивъ нсколько бокаловъ шампанскаго, пошелъ спать совершенно успокоенный и потерявъ ту нить мысли, вслдствіи которой представлялись какія-нибудь сомннія въ его отношеніяхъ къ Кити.
По поводу Левина у Вронского с Облонским происходит такой разговор:
– Это этотъ широкій съ бородой, который вчера быль у Щербацкихъ?
– Да… Не правда ли, славный малый…
– Да, но отчего онъ все сердится? – открывая доброй улыбкой свои сплошные блые зубы, сказалъ <Удашевъ> Вронской. – И разв нельзя быть умнымъ и не читать лекцій въ гостиной.
О матери Вронского сказано:
Графиня Вронская, сухая старушка, съ замчательно красивыми и строгими черными глазами и стальными колечками, зашпиленными пукольками, щурила глаза, вглядываясь въ сына.
Между ней и Вронским при встрече в вагоне происходит следующий разговор:
– Ну чтожъ, правда? – сказала она, глядя ему въ глаза. – Я буду очень, очень рада.
<Удашевъ> Вронской, несмотря на вншнюю почтительность къ матери, холодно посмотрлъ на нее.
– Я не знаю, о чемъ вы говорите.
– Ну хорошо, хорошо, – съ робостью передъ сыномъ проговорила мать. – Я только хотла сказать, что я не посмотрю ни на богатство, ни на знатность, только бы ты былъ счастливъ.