– Ну, хорошо. Такъ вотъ что, – сказалъ Мишута, – я бы позвалъ къ себ, но жена ухала къ своимъ обдать. Но завтра прізжай вечеромъ къ тещ. Они по старому[355]
по четвергамъ принимаютъ. А нынче вотъ что. Да. Если ты хочешь ихъ видть, он наврно нынче въ Зоологическомъ саду отъ 4 до 5. Кити на конькахъ катается. Ты позжай туда, а я заду и вмст куда нибудь обдать.– Прекрасно.
– Ну, до свиданья.
– Мое почтенье, – весьма низко и сухо кланяясь, обратился[356]
Ленинъ къ[357] Никитину и Шпандовскому съ тмъ дерзкимъ, крайне учтивымъ тономъ, который показываетъ, что я васъ знать не хочу, но прощаюсь съ вами потому, что, хотя я противъ своей воли познакомился съ вами, я благовоспитанный человкъ.– Смотри же ты, вдь я знаю, забудешь или вдругъ удешь въ деревню, – смясь прокричалъ князь Мишута.
– Нтъ, врно.
– Очень странный господинъ, – сказалъ[358]
Шпандовскій, когда[359] Ленинъ вышелъ.[360]– Да,[361]
но золотое сердце,[362] – сказалъ Князь Мишута. – И представьте, ему 29—30 лтъ, онъ какъ красная двушка,[363] да, да, какъ красная двушка, a вмст съ тмъ полонъ жизни.– Неужели?
<– Да вотъ, говорятъ, жениховъ въ Москв нтъ: свжъ, уменъ, образованъ и тысячъ 15 доходу; только немножко, – онъ помахалъ пальцами передъ собой.[364]
Степанъ Аркадьичъ думалъ именно о томъ, что давно ужъ онъ замчалъ, какъ Ордынцеву нравилась его свояченица Кити Щербацкая, и что краска, бросившаяся ему въ лицо, когда онъ спросилъ о ней, не показываетъ ли то, что онъ теперь пріхалъ въ Москву съ намреніемъ сдлать предложеніе, чего давно ждали ужъ вс въ семь Щербацкихъ. «Хорошо бы было, – думалъ Степанъ Аркадьичъ, – и Долли этаго желаетъ, и, можетъ быть, если бы это случилось, подъ веселую руку и я бы помирился съ ней. Да и славная партія. И нельзя ли у него занять. Ахъ, непріятно! У пріятелей, которыхъ я люблю, не люблю занимать, потому что не отдашь и тогда испортишь дружбу».>
– Да, батюшка, – сказалъ онъ вслухъ, – вотъ счастливчикъ, все впереди, и силы сколько.
– Что же вы жалуетесь, Князь.
– Да скверно, плохо, – сказалъ[365]
Князь Мишута, которому натощакъ передъ дой приходили всегда на короткое время мрачныя мысли,[366] и поспшилъ приступить къ завтраку.