Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

Разума же не было потому, что не было никакой разумной цли всего того, что длалось. Возмездія не было потому, что за смерть возмщалось не смертью, a содержаніемъ въ тюрьм и ссылкой, пресченія возможности преступленія не было потому, что приговоренные могли продолжать совершать преступления въ тюрьм, на каторг, въ Сибири, объ исправленiи не могло быть и рчи потому, что содержаніе людей на готовой пищ и большей частью въ праздности и сообществ такихъ же заблудшихъ людей могло только ухудшить, но никакъ не исправить. И не смотря на то, все это продлывалось съ величайшей серьезностью и подъ видомъ самаго важнаго служенія обществу. Вдь вс знали, что тутъ не было никакого служенія обществу, а была одна пустая комедія, и вс притворялись, что они врятъ въ важность этого дла. Въ этомъ было ужасное лицемріе, лицемріе, откинувшее заботу о приличіи. Тотъ самый адвокатъ, который нынче распинался за оправданіе, переходилъ завтра въ прокуроры и распинался за осужденіе. Юноша прокуроръ, озабоченный только жалованьемъ и карьерой, смло говорилъ, что онъ озабоченъ состояніемъ общества, основы котораго подрываетъ проституція, та самая, безъ которой онъ, товарищъ прокурора, не могъ бы жить, и осуждаетъ воровъ за то, что они польстились на деньги богатаго купца, тогда какъ онъ польстился деньгами, собираемыми съ народа и платимыми ему за то, что онъ мучаетъ его.

* № 24 (рук. № 8).

«Что же это такое, – думалъ Нехлюдовъ, выходя изъ суда и направляясь пшкомъ домой по знакомымъ улицамъ. – Вдь я мерзавецъ, самый послдній негодяй и мерзавецъ. Любить, быть любимымъ и потомъ зврски соблазнить и бросить, откупившись чужими крадеными деньгами, воображая, что сдлалъ все, что должно, и забыть думать о ней. А она одна, молодая, нжная, безъ друга, безъ сочувствія, беременная, выгоняется на улицу. Вдь я зналъ, что у ней былъ ребенокъ, но я ршилъ, что не мой, и успокоился и не позаботился разъискать ее, а радъ былъ поврить тетушк Катерин Ивановн, что она «испортилась», и жилъ и радовался, а она погибала и вотъ дошла до того положенія, въ которомъ я ее видлъ. Мерзавецъ, подлецъ. Но вдь этаго мало, вдь это не можетъ такъ оставаться. Вдь хорошо было, какъ всмъ подлецамъ, прятаться отъ своего грха, когда я не видалъ ее. А вотъ она тутъ, въ острог теперь. А я поду обдать къ Кармалинымъ и длать предложение невст и буду пть ей сочиненный мною романсъ».

* № 25 (рук. № 8).

Нехлюдовъ снялъ пальто, вынувъ платокъ отеръ потъ и опять по привычк посмотрлъ въ зеркало, и опять его лицо, какъ что то неожиданно противное, поразило его. «Какъ могъ я думать, что она (онъ думалъ про Алину) можетъ полюбить меня. Разв не видно на этомъ подломъ лиц все его мерзкое нечистое прошедшее?» Онъ поспшно отвернулся и пошелъ по знакомымъ лстниц и прихожей въ столовую.

* № 26 (рук. № 8).

«А кто знаетъ, – подумалъ онъ, входя въ знакомую переднюю и снимая пальто, – можетъ быть, совсмъ не то мн надо длать. Можетъ быть, лучше бы было, если бы я прошедшее оставилъ прошедшимъ, а женился бы на этой прелестной двушк». Нехлюдовъ остановился внизу у зеркала, глядя на свое лицо, пока швейцаръ пошелъ докладывать. «Какъ? Опять назадъ, – сказалъ онъ себ, глядя на себя въ зеркало. – Экая мерзкая рожа, – подумалъ онъ, глядя на себя, – главное слабая, слабая и гордая». Швейцаръ отвлекъ его отъ разсматриванія своего лица.

* № 27 (рук. № 11).

И этаго Ивана Ивановича Колосова Нехлюдовъ видалъ и встрчалъ много разъ и зналъ его самоувренную манеру человка, безповоротно и давно уже ршившаго уже вс вопросы міра и теперь не имющаго другаго занятія, какъ осужденія и отрицанія всего того, что не сходилось съ его теоріями. Теоріи же его о жизни были самыя простыя – это былъ конституціонный либерализмъ 50-хъ годовъ, дававшій ему удобную возможность ругать все то, что не доходило до этаго либерализма, чего такъ много въ Россіи, и все то, что переросло этотъ либерализмъ. Нехлюдовъ давно зналъ его, но теперь онъ показался ему особенно непріятенъ.

* № 28 (рук. № 11).

Мисси разсказывала ему, какъ они были въ Третьяковской галлере и какъ она съ всегда новымъ восторгомъ любовалась Христомъ Крамскаго.

– Это не Христосъ, а полотеръ, – сказалъ ршительно Колосовъ. – Хорошо тамъ только Васнецовскія вещи. Нтъ, не сойдемся мы съ вами, Мисси, – обратился онъ къ дочери своего друга.

Онъ изучилъ въ 60-хъ годахъ Куглера, смотрлъ въ Рим вс достопримчательности и потому считалъ себя великимъ знатокомъ въ искусств, хотя былъ совершенно лишенъ всякаго личнаго вкуса и судилъ объ искусств только по доврію къ авторитетамъ.

* № 29 (рук. № 11).