Полное собрание сочинений. Том 4. Утро помещика

Юхванка подалъ. Николинька прямо подошелъ къ меренку съ головы и вдругъ ухватилъ его за уши и пригнулъ къ земл съ такой силой, что несчастный меренокъ, который былъ самая смирная мужицкая лошадка въ мір – зашатался и захриплъ. Замтивъ, что совершенно напрасно было употреблять такія усилія, Николиньк стало досадно, тмъ боле, что Юхванка не переставалъ улыбаться; онъ покраснлъ, выпустилъ уши бдной лошади, которая никакъ не понимала, чего отъ нее хотятъ, и безъ помощи оброти, преспокойно открылъ ей ротъ и посмотрлъ зубы. Клыки были цлы, чашки полныя; стало быть, лошадь молодая.

Юхванка въ это время нашелъ, что борона лежитъ не на мст, онъ поднялъ и поставилъ ее стоючи, прислонивъ къ плетню.

– Поди сюда, – крикнулъ Николинька. – Что эта лошадь старая?

– Помилуйте, Ваше Сіятельство, вдь такой смоляной зубъ бываетъ, а ужъ я…

– Молчать! Ты лгунъ и негодяй, потому что честный мужикъ не станетъ лгать, ему не зачмъ. Ну на чемъ ты выдешь пахать, когда продашь эту лошадь. Тебя нарочно посылаютъ на пшія работы, чтобы ты поправлялся лошадьми къ пахот, а ты послднюю хочешь продать, вдь другимъ обидно за тебя земляную работу работать, а главное зачмъ ты лжешь?

Юхванка во время этой нотаціи опустилъ глаза внизъ, но и тамъ они ни на секунду не оставались спокойными.

– Мы, Ваше Сіятельство, – отвчалъ онъ, – не хуже другихъ на работу выдемъ.

– Да на чемъ ты выдешь?

– Ужъ будьте покойны, Ваше Сіятельство, голышами не будемъ, – отвчалъ онъ, безъ всякой надобности нукая на мерена и отгоняя его. – Коли-бы не нужда, то сталъ-бы разв продавать.

– Зачмъ-же теб нужны деньги?

– Хлба нту-ти ничего, да и Болхи отдать долгъ надо.

– Какъ хлба нту? Отчего-же у другихъ, у семейныхъ еще сть, а у тебя у безсемейнаго нту? – Куда-жъ онъ двался?

– ли, Ваше Сіятельство, а теперь ни крохи нтъ, лошадь я къ осени передъ Богомъ куплю.

– Лошадь продавать и думать не смй.

– Что-жъ, Ваше Сіятельство, коли такъ, то какая-же наша жизнь будетъ, и хлба нту, и продать ничего не смй, – отвчалъ онъ, кинувъ бглый, но дерзкій взглядъ на лицо Князя.

– Не сдобровать теб, еоан, ежели ты не исправишься, – сказалъ Николинька медленно, – потому что такихъ мужиковъ, какъ ты, держать нельзя.

– На то воля ваша, – отвчалъ онъ спокойно, – коли я вамъ не заслужилъ. А кажется за мной никакихъ качествъ не замчено. Извстно, ужъ коли я вашему Сіятельству не полюбился! только не знаю за что?

– А вотъ за что: за то, что у тебя дворъ раскрытъ, сть нечего, навозъ не запаханъ, плетни поломаны, а ты сидишь дома, да трубочку покуриваешь.

– Помилуйте, Ваше Сіятельство, я и не знаю, какія он трубки то бываютъ.

– Вотъ ты опять лжешь.

– Какъ я смю лгать Ваше Сіятельство.

– Все это: трубки, самоваръ, сапоги, все это не бда, коли достатокъ есть, да и то нейдетъ, a бдному мужику, который послднюю лошадь продаетъ – это не годится. Опять сколько разъ я теб говорилъ, чтобы ты въ городъ не смлъ отлучаться безъ спросу; а ты опять въ Четвергъ здилъ барана продавать и съ фабричными по кабакамъ шляться. Вдь я про тебя все знаю, не хуже твоихъ сосдей. Теб старуха полный дворъ отдала и скотины, и лошадей, всего было довольно, а ты его раззорилъ, такъ что теб 3-хъ душъ кормить нечмъ, да еще и ее почитать не хочешь. И баба твоя тоже, чмъ бы работать, когда у васъ хлба нтъ, только знаетъ, что въ платки, да въ коты наряжается. Ты мужъ, ты за ней смотрть долженъ. Ежели ты мужикомъ хорошимъ хочешь быть, такъ ты свою фабричную жизнь, и трубочки, и самоварчики оставь, да занимайся землей и хозяйствомъ, а не тмъ, чтобы съ объздчиками казенный лсъ воровать, да по кабакамъ зипуны закладывать. Коли теб въ чемъ нужда, то приди ко мн, попроси прямо, что нужно и зачмъ а не лги, тогда я теб не откажу ни въ чемъ, что только могу сдлать.

– Помилуйте, Ваше Сіятельство, мы кажется можемъ понимать, – отвчалъ онъ, улыбаясь, какъ будто вполн понималъ всю прелесть шутки Князя.

Николинька понялъ, какъ мало дйствительны могутъ быть его увщанія и угрозы противъ порока, воспитаннаго невжествомъ и поддерживаемаго нищетой, съ тяжелымъ чувствомъ унынія вышелъ на улицу. На порог сидла старуха и плакала.

– Вотъ вамъ на хлбъ, – прокричалъ Николинька на ухо, кладя въ руку депозитку въ 3 р., только сама покупай, а не давай Юхванк, а то онъ пропьетъ.

Старуха собралась благодарить, голова ее закачалась быстре, но Николинька уже прошелъ дальше.

«Давыдка Козелъ просилъ хлба и кольевъ», значилось въ книжечк посл Юхванки. —