Полное собрание сочинений. Том 87

Я было ужъ началъ безпокоиться о васъ, милые друзья, долго не получая писемъ. Спасибо за послднее письмо. Я давно уже по лучил ъ его и мн давно бы надо отвтить, да все не приходилось. Разумется, вы правы въ томъ, что не хорошо предаваться предчувствіямъ смерти и ожиданію ея. Пословица: «живи до вечера и до вку» говорить именно то, какъ надо, какъ и во всякомъ совершенств, идти по узкому, узкому пути — не выступая ни на право — въ забвеніе о смерти, ни на лво, въ. забвеніи жизни. — Но все-таки я съ умиленіемъ прочелъ Галино письмо. Помогай вамъ Богъ, милая Галя. Онъ и такъ помогаетъ. Вы ясно видите и понимаете, что несмиреніе, непокорность мучаютъ. Стало быть, обратное — покорность, смиреніе длаютъ иго жизни благомъ. Что больше живу, то все сильне и сильне чувствую этотъ недостатокъ и стараюсь избавиться отъ него. Смиреніе, униженіе съ радостью принимаемое, ничего нтъ благотворне для души; какъ дождь теплый посл яркаго изсушившаго солнца самодовольства. — О брак, милый другъ Дима, я не согласенъ. То, что я сказалъ въ послсловіи, есть то самое, что сказано Кор. I, 7 глава¹ и М. XIX.² И мн вполн вполн ясно и никакихъ дополненій и разъясненій не требуетъ. Если кажется, что неясно, то только оттого, что много ложнаго стараго вросло въ нашу жизнь и наши взгляды. Когда нибудь поговоримъ объ этомъ. Пишите мн о себ почаще. Что Ваня милый?

³ Давно ничего не знаю про него. Я все это время ничего не пишу. Начато много, но нтъ нужныхъ силъ. A требованія къ себ предъявляю довольно строгія. Не могу иначе и знаю, что это хорошо. Хотя и вспоминаю при словахъ молитвы «хлбъ н[ашъ] н[асущный] д[аждь] н[амъ] д[несь]» стихи съ 34—38 Іоан[на] IV,⁴ и знаю, что ждать некогда; но утшаюсь тмъ, что длъ много разныхъ и что если то и кажущееся ничтожнымъ длаю, чт'o представляется около себя, то я судья того, чт'o я долженъ длать (и вы не вы, милый другъ) и чт'o нужно Ему и потому важно. Онъ изъ самаго ничтожнаго можетъ сдлать нужное важное, и изъ самаго важнаго, на мой взглядъ, сдлать — ничто. Мое, наше дло только въ томъ, чтобъ длать любовное, быть любовнымъ, придавать возможность Его сил дйствовать черезъ меня. —

⁵

Сергія я началъ писать и онъ мн очень понравился, т. е. разросся сюжетъ и хотлось выразить то, что думалъ о немъ. Не берусь же за него, п[отому] ч[то] на дорог стоитъ все заключеніе къ провозглашенію Гар[рисона] и Катехиз[исъ] Ballou.⁶ (Вы знаете, что онъ умеръ).⁷ Заключеніе это очень хотлось бы написать кратко, ясно и такъ, какъ чувствую. Проще ясне показать значеніе непротивленія для христіанина и то, какою на основаніи этого закона должна представляться вся исторія христіанства и та вра правосл[авная], катол[ическая], протест[антская],

⁸ к[оторая] неправильно называется христіанской. — Ну пока прощайте.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Небольшие отрывки напечатаны: «Посмертные художественные произведения Л. Н. Толстого», т. II, изд. A. Л. Толстой, М. 1911 г., стр. 235; П. Буланже «Отец Сергий» — «Русское слово» 1911 г., № 277 от 2 декабря; ТЕ 1913, стр. 87. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: «№ 261. Я. П. 17 сент. 90». Датировка эта подтверждается записью в Дневнике Толстого от 17 сентября: «Написал два письма Чертк[ову] и Бир[юкову]».

Толстой отвечает на письма В. Г. и А. К. Чертковых от 4 сентября. B. Г. Чертков писал Толстому: «Посылаю вам письмо от Гали... С тех пор, как мы вернулись сюда, она гораздо спокойнее духом, и с этой стороны я очень радуюсь тому, что она вам пишет о прекращении боязни смерти. Мне кажется только, что человек не имеет право вообразить себе, что наступает вот вот плотская смерть. Она конечно близка каждому из нас, и помнить это хорошо; но я думаю, что не следует отдаваться предчувствиям о наступлении ее срока: это только ослабляет человека и делает его менее способным исполнять задачу, которую бог налагает на нас здесь, на земле. Так ли и вы думаете, Лев Николаевич?»

А. К. Черткова писала: «Вот я опять больна и очень было плохо днем, сейчас пользуюсь перерывом, чтобы сказать вам два слова, дорогой Лев Николаевич. Все эти дни разболевалась понемногу и вот с удивлением и радостью замечаю, что смерть уже не страшна мне. Боюсь только всё увеличивающихся страданий... А мысль о смерти, как успокоение, освобождение от моего гадкого тела, даже утешает. Не есть ли это признак, что она близко!.... Один бог знает, как я виновата перед ним и перед Димой за свое мрачное унылое настроение этого года. Нельзя так продолжать жить — сознаю вполне справедливость настоящего положения: тоска (по Люсе) и безнадежное, т. е. непокорное состояние съели мои последние силы и вот теперь пустую болезнь трудно,вынести. «Мне отмщение и Аз воздам!» Простите ли мне это всё? Как еще терпелив мой Дима, это бог ему помогает. — Одного хочу, одного только — полного примирения с богом — иначе не хочу умирать. Так мало осталось жить (кажется мне), а так много надо еще уразуметь. Помогите и вы мне. — Еще утешаюсь тем, что всегда, что бы ни случилось, ты и Дима будете заодно, — душа в душу, как и теперь».