Полное собрание сочинений. Том второй. Повести и рассказы (1848-1859)

Представляется более вероятным другое предположение. В герое комедии Тургенева автор, как видно из разбросанных в ней намеков, в известной мере пародировал самого себя в момент одной из встреч с предметом своих былых увлечений. О герое же «комического романа» Достоевский в цитированном выше письме к брату писал, что он ему «несколько сродни». Слова эти вряд ли можно считать случайной обмолвкой. По свидетельству А. Г. Достоевской, ее муж в 1860-х годах нередко любил в шутку разыгрывать перед нею роль «дядюшки». «Я бывала очень недовольна, — пишет мемуаристка, — когда Федор Михайлович принимал на себя роль молодящегося старичка. Он мог целыми часами говорить словами и мыслями своего героя, старого князя из „Дядюшкина сна“» (см.: А. Г.я. Воспоминания. М., 1971, стр. 88). Таким образом, фигура князя в какой-то мере была для автора своеобразной «маской»: рассказывая об увлечении князя, Достоевский соотносил его, по-видимому, с собственным «запоздалым» романом с М. Д. Исаевой, высмеивая в лице своего героя себя, так же как Тургенев в «Провинциалке». Именно в этом и заключается подлинная близость между «Дядюшкиным сном» и «Провинциалкой»: родственные сатирические мотивы в обоих произведениях включают известный элемент автопародии, причем наличие подобного элемента в «Провинциалке» могло учитываться Достоевским.

В. Я. Кирпотин отметил, что «на заднем плане „Дядюшкина сна“ проходят образы, являющиеся как бы рудиментами героев <…> Достоевского сороковых годов». Таков Вася, «мечтатель» со «слабым сердцем», любящий Зину и любимый ею (см.: Кирпотин, стр. 512). Отчетливо угадывается в исторпи любви этих персонажей и сходство с драмой героев «Неточки Незвановой» (ср. прощальное письмо С. О. к Александре Михайловне и исповедь умирающего Васи — стр. 240–244 и 390–394).

Некоторые герои «Дядюшкина сна» имеют общих прототипов с персонажами, фигурирующими в «Записках из Мертвого дома». Это ювелир Исай Бумштейн, которому Москалева закладывает свой фермуар, и арестант Устьянцев, который, подобно Васе в «Дядюшкином сне», желая умереть, выпил вина, настояв в нем нюхательного табаку, отчего заболел чахоткой (см. об этом: М. С.н. Из арсенала имен и прототипов литературных героев Достоевского, стр. 202–203).

Интерьер «Дядюшкина сна» близок картинам художника П. А. Федотова (см., например, «Разборчивая невеста» (1847), «Сватовство майора» (1848) и др.). С работами Федотова Достоевский познакомился в 1848 г., когда в Петербурге была устроена выставка картин художника (см. об этом: В. С.а. Достоевский и Федотов. В кн.: Ф. М.й. Ползунков, стр. 7–32).

Как указывалось выше, повесть выросла из переработки комедии. Поэтому авторские описания в ней, особенно в начале гл. III, открывающей действие, своей лапидарностью напоминают ремарки в драматическом произведении. Первая попытка инсценировки повести была сделана в 1870 г. А. В. Кирилловым. Пьеса предназначалась для бенефиса московской актрисы Е. Н. Васильевой. Но цензура не допустила ее к постановке. Рукопись пьесы с пометой о цензурном запрете (от 22 августа 1870 г.) хранится в Ленинградской гос. театральной библиотеке им. А. Н. Островского (ф. II. 6. 74). Следует указать, что не только в репликах действующих лиц, но и в ремарках сохранен текст Достоевского. Действие пьесы обрывается сценой скандала в доме Марьи Александровны. Позднейших обработок «Дядюшкина сна» для сцены насчитывается около двадцати.[101]

Лишенный возможности обсудить свою повесть с кем-либо из друзей-литераторов, Достоевский просил брата Михаила Михайловича, хлопотавшего в Петербурге о напечатании «Дядюшкина сна», передавать ему мнения журналистов и писателей об этом новом произведении (см. письма от 14 марта, 11 апреля, 9 мая 1859 г.).

Выполняя просьбу писателя, М. М. Достоевский еще до появления повести в печати дал другу Федора Михайловича, поэту А. Н. Плещееву, рукопись (а возможно — корректуру) «Дядюшкина сна». В письме к Ф. М. Достоевскому от 10 февраля 1859 г. Плещеев признавался откровенно: «Скажу вам прямо: я ждал больше… роман отзывается спешностью… Некоторые сцены шаржированы <…>. Зиночка лицо несимпатическое — и вообще что-то есть в ней сочиненное, ненатуральное <…>. Начало романа, по-моему, рутинно, — как будто фельетонно несколько. Вот недостатки». Далее Плещеев говорил о том, что́ ему в романе понравилось: «Лицо Марьи Александровны превосходно, великолепно. Мозгляков <…> — чрезвычайно верное, живое лицо. Провинция — в лице дам — очеркнута тоже хорошо; некоторые сцены с князем до того комичны, что невозможно не хохотать» (см.: Д, Материалы и исследования, стр. 442). Получив письмо Плещеева, Достоевский с грустью сообщал брату: «Плещеев наполовину недоволен моей повестью. Может быть, он и прав <…>. „Дядюшкин сон“ я отвалял на почтовых» (см. письмо от 14 марта 1859 г.).