Зачем здесь этот плут? Ступай вон. Счастье твое, что я верю не всем жалобам на тебя, — потому что скучно в них разбираться. Мне-то известно, что ты достаточно глуп, чтобы решиться на любую пакость, и достаточно хитер, чтобы выпутаться из нее.
Ваша светлость знает, что я бедняк.
Ну хорошо, хорошо.
Не так уж это хорошо, что я бедняк, хотя многих богачей и ждет преисподняя. Но если бы ваша светлость позволили мне жениться, то мы с моей невестой Изабеллой уж как-нибудь да свели концы с концами.
Ты что же, хочешь стать вовсе нищим?
Неужели я уйду от вас вовсе ни с чем?
В каком смысле?
В смысле Изабеллы. Служба хорошо, а счастье лучше. И сдается мне, что не будет у меня счастья, пока не будет потомства. Ведь, как говорится, дети — благословение божие.
Так, значит, тебя тянет жениться?
Ваша светлость, этого требует мое бренное тело. Плоть тянет меня, а уж если дьявол тянет — плачешь, да идешь.
И это единственная причина?
Клянусь вашей светлости, есть и другие, притом самые благочестивые.
А можно о них узнать?
Я грешил, как и вы, ваша светлость, как всякий, кто создан из плоти. А уж если я женюсь, то, конечно, стану каяться.
Каяться, что женился, но не каяться в грехах.
Кроме того, у меня нет друзей. И я надеюсь приобрести их через жену.
Такие друзья — твои враги, шут.
Вы плохо разбираетесь, ваша светлость, в том, что такое настоящие друзья. Эти молодцы будут выполнять за меня работу, которая мне наскучила. Тот, кто возделывает мое поле, бережет мою рабочую скотинку, а урожай-то все равно достается мне. Если я для него рогоносец, то он для меня — батрак. Жена — плоть и кровь моя. Кто ублажает мою жену, ублажает мою плоть и кровь; кто ублажает мою плоть и кровь, тот любит мою плоть и кровь; кто любит мою плоть и кровь, тот мне друг; следственно, тот, кто обнимается с моей женой, — мой друг. Если бы люди были согласны оставаться тем, что они есть на самом деле, им нечего было бы опасаться женитьбы. Ибо если даже у молодого пуританина Чарбона и у старого паписта Пойзама[159]
мозги устроены совсем по-разному в смысле религии, то лбы у них украшены одинаково и бодаться друг с другом они могут ни дать ни взять, как два барана.Ты, видно, так навсегда и останешься сквернословом и клеветником?
Пророком, ваша светлость. Послушайте истину из моих уст.
Поди-ка, милейший, вон. Я еще с тобой поговорю.
Не угодно ли вашей светлости приказать, чтобы он позвал к вам Елену? Речь моя будет о ней.
Поди скажи моей воспитаннице, что мне надо с ней побеседовать. Ты понял, я имею в виду Елену.
Как! Только одна в десятке? Ты исковеркал песню, шут!
Разве что исправил, ваша светлость: подумайте, все-таки одна порядочная в десятке. Хоть бы господь посылал нам каждый год такой урожай! Будь я священником, я не стал бы жаловаться на такую жено-десятину. Одна из десяти! Да ведь если бы всякий раз, когда появляется комета или случается землетрясение, на свет рождалось по одной порядочной женщине, — и то у мужчин были бы какие-то виды на выигрыш в лотерее. Пока что мужчина раньше протянет ноги, чем вытянет счастливый жребий.
Иди-ка, иди, любезный, да исполни то, что я тебе приказала.
Итак, ничего не поделаешь, — мужчина должен выполнять приказания женщины. Ничего не поделаешь, — служба не пуританка, и придется ей натянуть белый стихарь смирения на черную рясу строптивости[161]
. Иду, спешу. Стало быть, требуется послать сюда Елену.Так что же?
Я знаю, ваша светлость, как горячо вы любите свою воспитанницу.
Да, это правда. Отец Елены поручил ее моим заботам. К тому же она и заслуживает самой нежной любви. Она достойна большего, чем получает, и получит больше, чем потребует.