Чаще всего в качестве доказательных объяснений фигурируют личные мотивы. Вот что рассказывала, например, Ахматова: «У нас — у Коли [Гумилева], например, — все было всерьез, а в руках Кузмина все превращалось в игрушки... С Колей он дружил только вначале, а потом они быстро разошлись. Кузмин был человек очень дурной, недоброжелательный, злопамятный. Коля написал рецензию на «Осенние озера», в которой назвал стихи Кузмина «будуарной поэзией». И показал, прежде чем напечатать, Кузмину. Тот попросил слово «будуарная» заменить словом «салонная» и никогда во всю жизнь не прощал Коле этой рецензии...»
Нет сомнений, что одна из рецензий (Гумилев писал об «Осенних озерах» трижды) задела Кузмина настолько, что он — редкий случай в истории русской литературы! — счел нужным дезавуировать свою собственную рецензию на гумилевское «Чужое небо»: высоко отозвавшись о сборнике на страницах «Аполлона», он через несколько месяцев в «Приложениях к Ниве» оценивал ту же книгу почти уничтожающе. Но вряд ли стоит сомневаться, что инцидент с гумилевской рецензией был лишь толчком, поводом к решительному разрыву с Гумилевым и возглавляемой им школой.
Для Кузмина было очевидным фактом <...>, что акмеизм как литературное направление является в первую очередь отражением личности его основателя, то есть Гумилева. Следовательно, именно гумилевская эстетика должна была проецироваться на все представления акмеизма об эстетической природе литературы. А тут расхождение между двумя поэтами оказывается принципиальным. <...> Тяготение Гумилева <...> к нормативной поэтике не могло не вызвать решительного противодействия у Кузмина. Именно поэтому внешнего повода было достаточно для резкого расхождения между двумя поэтами. За частными недоразумениями и неприязненностью легко просматривается принципиальное различие во взглядах на поэтическое творчество» (Богомолов Н. А. «Любовь — всегдашняя моя вера» // Кузмин М. А. Стихотворения. СПб., 1996. С. 31–32 (Новая б-ка поэта)). По свидетельству О. Э. Мандельштама (речь идет, вероятно, именно о времени «акмеистического бунта»), «Гумилев говорил, что поэт К[узмин] плохой» (см.: ПРП 1990. С. 295). Другие книги Кузмина («Глиняные голубки» (1914), «Вожатый» (1918)) Гумилев не рецензировал.
Стр. 83–84. — Имеются в виду ст-ния «Как радостна весна в апреле...» из цикла «Весенний возврат» (Как радостна весна в апреле, / Как нам пленительна она! / В начале будущей недели / Пойдем сниматься к Буасона) и «Над входом ангелы со свитками...» из цикла «Маяк любви» (Опять — маяк и одиночество / В шумливом зале «Метрополь». / Забыто имя здесь и отчество, / Лишь сердца не забыта боль). Стр. 85–86. — Имеется в виду ст-ние «Голый отрок в поле ржи...» из цикла «Оттепель» (Голый отрок в поле ржи / Мечет стрелы золотые. / Отрок, отрок, придержи / Эти стрелы золотые!). Стр. 91–92. — Имеются в виду ст-ния «Бледны все имена и стары все названья...» (По-прежнему для нас Амур крылатый реет / И острою стрелой грозит...), «Коснели мысли медленные в лени...» (Вдруг облак золотой на небе стал...) из цикла «Осенний май» и ст-ние «Над входом ангелы со свитками...» (см. комментарий к стр. 83–84). Стр. 93. — Имеется в виду ст-ние «Коснели мысли медленные в лени...» из цикла «Осенний май» (Сквозь звон, и плеск, и трепет, как металл, / Пропел «живи» мне чей-то голос нежный — / И лик знакомый в блеске я узрел). Стр. 98. — О Гафизе см. комментарии к № 5 в т. V наст. изд. Стр. 109–114. — Цитируется ст-ние «Не верю солнцу, что идет к закату...» из цикла «Осенние озера».
Аполлон. 1912. № 9.
ПРП, ПРП (Шанхай), ПРП (Р-т), СС IV, ЗС, ПРП 1990, СС IV (Р-т), Соч III, Изб (Вече), Лекманов.
Дат.: сентябрь 1912 г. — по времени публикации.
Перевод на англ. яз. — Lapeza.
Творчество С. М. Городецкого на рубеже 1900-х — 1910-х гг. являлось самым ярким и скандальным выражением того направления в русской модернистской литературе, которое сам Гумилев называл «неонационализмом» (зачисляя сюда еще А. М. Ремизова и А. Н. Толстого — см.: Писатели символистского круга. С. 257).
Стремление Городецкого эстетизировать позитивное национальное мироощущение импонировало Гумилеву еще в 1909 г. (см. № 19 наст. тома и комментарии к нему), а в 1911 г. Городецкий и Гумилев неожиданно заключили «союз». «Когда мы с Гумилевым после ряда бесед решили основать «Цех поэтов», — вспоминал Городецкий, — нами руководила идея именно совмещения влияний. Гумилев в то время был убежденным парнасцем, выше всего ставившим мастерство формы. Для меня вершиной достижений являлось слияние народной поэзии с литературой в форме предельного раскрытия символов, которое есть мифотворчество, по терминологии Вяч. Иванова. Мы решили слить свои искания и поставить под их перекрестный огонь творчество молодежи. Я привел своих, Гумилев своих, и таким образом создался Цех поэтов» (Закавказское слово. 26 апреля 1919).