„Здравствуйте! Черезъ часъ у васъ ударятъ въ колоколъ, и теперь вы уже проснулись и приготовляетесь къ заутрен. Какъ живо я вижу всхъ васъ, ваши сборы, одванье, кофей; даже, кажется, отгадалъ бы разговоры ваши, еслибъ былъ увренъ, что у васъ все такъ, какъ было при послднемъ письм вашемъ, что вы здоровы и спокойны. Думая объ насъ, вы знаете, что наши мысли теперь съ вами, и если вы вс не сомнваетесь въ этомъ, то бьюсь объ закладъ, что Машенька это сказала. Напишите, пробилъ ли я? У насъ здсь, не смотря на Греческую церковь, заутрени нтъ, но это не мшаетъ намъ слышать Русское: Христосъ воскресе и присутствовать при вашемъ христосованьи. Завтра, однако, мы будемъ у обдни реально. Посл послдняго письма моего изъ Берлина, я не усплъ отдать вамъ отчета о томъ, что я длалъ и что со мною длалось. Постараюсь вознаградить это теперь, сколько возможно. 31-го Марта по н. с., простившись съ моими Берлинскими знакомыми, я возвратился домой въ 8 часовъ вечера и началъ укладываться, чтобы на другой день отправиться въ 6 часовъ утра. Юлій Петерсонъ, сынъ Рижскаго, съ которымъ мы видались въ Берлин почти каждый день, милый, дльный и, что рдко, вмст gem"uthlicher малый, — докторъ Нордманъ, объ которомъ я писалъ къ Максимовичу, отмнно интересный человкъ, — и еще нсколько другихъ нмцевъ и русскихъ, пришли меня провожать, помогли уложиться и просидли до 2-хъ часовъ, потому что я не хотлъ ложиться спать, боясь прогулять время отъзда почты, которая буквально не ждетъ 2-хъ минутъ посл назначеннаго срока. Когда они ушли, то мы съ Юліемъ велли сдлать себ кофею, и такъ заговорились, что не замтили дня и чуть-чуть не пропустили роковой минуты. По счастію, хозяинъ мой напомнилъ намъ часъ, и мы успли придти на почту за 5 минутъ до отъзда кареты. Если Юлій прежде меня воротится въ Россію и будетъ въ Москв, то постарайтесь, сколько можно, отплатить ему за его обязательность и, можно сказать, дружбу ко мн. Сутки халъ я до Дрездена, гд, чрезъ часъ по прізд, свидлся съ Рожалинымъ. Рожалинъ совершенно тотъ же, выключая длинныхъ волосъ (которые, однако, онъ сегодня остригъ) посл двухъ лтъ уединенной жизни. Онъ занимается много, и дльно; привыкъ къ сухому, не потерявъ нисколько внутренней теплоты. Выучился по Англійски и по Польски; послдній языкъ особенно знаетъ онъ прекрасно; читалъ съ выборомъ, и никогда не терялъ изъ виду главнаго предмета своихъ занятій: филологіи и древностей. Кругъ его знакомства не широкій, но выборъ длаетъ честь его характеру. Вообще, однако, можно сказать, что во все это время онъ былъ почти одинъ; это, однако, не имло невыгоднаго вліянія на его обыкновенное расположеніе духа и дало его образу мыслей и выраженіямъ б`oльшую оригинальность, безъ односторонности. Завидное качество, такъ какъ и вообще его поведеніе въ отношеніи ко вншнимъ обстоятельствамъ его цлой жизни. Въ первый часъ нашего свиданія мы съ радости усидли бутылочку за ваше здоровье и за лучшее на родин. Это развязало немножко наши языки, такъ что мы тутъ же приступили къ переговорамъ о его перезд въ Мюнхенъ, соображаясь съ вашими письмами. Отъздъ его изъ Дрездена сейчасъ же былъ ршенъ, но онъ колебался еще, хать ли ему со мною или ждать Кайсарову, и остановился на мысли — хать только въ день моего отъзда. Собраться было не долго, и вотъ мы въ Мюнхен. Въ Дрезден пробылъ я три дня, видлъ галлерею, слышалъ славный концертъ и лучшихъ пвцовъ и музыкантовъ, но театра не видлъ по причин поста, и не познакомился ни съ кмъ изъ интересныхъ литераторовъ и ученыхъ, живущихъ въ Дрезден. Городъ самый и описывать вамъ не стану, потому что скучно, да къ тому же вы можете разспросить объ немъ у Пушкиныхъ... Музыку описывать нельзя, галлерею описывать много. Скажу только, что Рафаэлевой Мадонны я не понялъ, въ Корреджіевой Магдалин хотя искалъ, но не могъ найти ничего новаго и отличнаго отъ копіи К. и крпко подозрваю послдняго, что онъ не самъ скопировалъ, а укралъ свою копію у какого нибудь отличнаго мастера. За то другія картины произвели на меня тмъ большее впечатлніе; но еслибъ я хотлъ вамъ разсказать впечатлніе этихъ картинъ, то говорилъ бы не объ нихъ, а потому оставляю это до свиданія. Къ брату пріхали мы въ Субботу передъ здшнимъ Свтлымъ Воскресеніемъ, т. е. въ нашу Лазареву Субботу, и застали его за обдомъ, который сейчасъ увеличился двумя порціями и бутылкою вина за свиданье и за васъ. Я писалъ уже вамъ о перемн, которая такъ счастливо произошла въ его вншней сторон. Впрочемъ, въ отношеніи къ прежнему, но она только начало для будущаго. Мн не нужно прибавлять, что это счастливая перемна только вншняя, и что внутри онъ еще счастливе: остался тотъ же глубокій, горячій, несокрушимо одинокій, какимъ былъ и будетъ во всю жизнь. При этой сил и теплот души, при этой твердости и простот характера, которыя длаютъ его такъ высокимъ въ глазахъ немногихъ, имвшихъ возможность и умнье его понять — ему не доставало одного: опытности жизни, и это именно то, что онъ теперь такъ быстро начинаетъ пріобртать. Необходимость сообщаться съ людьми сдлала его и сообщительне и смле, уменьшивъ нсколько ту недоврчивость къ себ, которая могла бы сдлаться ему неизлчимо вредною если бы онъ продолжалъ еще свой прежній образъ жизни. Конечно вншняя сторона его никогда не достигнетъ внутренней, даже и потому, что ей слишкомъ далеко было бы гнаться, но все таки это вншнее образованіе будетъ одна изъ главнйшихъ пользъ его путешествія. Занимается онъ здсь много и хорошо, т. е. сообразно съ своею цлью. Особенно въ его сужденіяхъ замтно то развитіе ума, которое даетъ основательное занятіе философіей, соединенной съ врожденною врностью взгляда и съ нкоторыми сердечными предразсудками, на которые можетъ быть сводится все достоинство человка, какъ человка. Вотъ самое интересное изъ видннаго мною въ Мюнхен, — я хотлъ сказать изъ всего, что видлъ, разставшись съ вами. Мы покуда поселились у брата; я останусь здсь еще около недли, а потомъ они наймутъ другую квартиру, гд имъ будетъ просторне и за ту же цну, вроятно, потому что квартиры здсь отмнно дешевы и хороши, а братъ платитъ за свою дорого, по здшнему, хотя она и хороша, т. е. была, покуда лучшая изъ двухъ комнатъ не загромоздилась лишними двумя кроватями. — 2 часа. Теперь уже вы въ сбор и можетъ быть уже у всенощной. Думайте объ насъ весело. Обнимаю васъ крпко до завтра. Петръ и Рожалинъ уже спятъ давно. Петръ что-то говоритъ сквозь сонъ, можетъ быть христосуется съ вами. Попробую, не удастся ли мн повидаться съ вами во сн. Покуда прощайте.