28 Апрля./10 Мая.
„Вотъ я уже цлый мсяцъ тутъ, и останусь, можетъ быть, весь семестръ; слдовательно пишите ко мн не въ Парижъ, а въ Мюнхенъ. Въ самомъ дл странно бы было ухать отсюда, не слыхавши Шеллинга. Онъ начинаетъ завтра. Я между тмъ слушаю уже Окена натуральную исторію и его же физіологію, и Шорна исторію новйшаго искусства. У Шеллинга и Окена я былъ, познакомился съ ними и надюсь быть не одинъ разъ. Но подробности всего въ слдующемъ письм. Кром ихъ и Тютчевыхъ я здсь еще не видалъ никого. День мой довольно занятъ, потому что, кром субботы и воскресенья, я четыре часа въ сутки провожу на университетскихъ лавкахъ; въ остальное время записываю лекціи. Если мн удастся ихъ записать, пришлю къ Погодину, если вы беретесь взять съ него честное слово, чтобы онъ не напечаталъ изъ нихъ ни одной буквы, потому что если Шеллингъ узнаетъ, что его слова тискаются, то готовъ сдлаться заклятымъ врагомъ. Этому были уже примры. Прощайте! Письмо къ Баратынскому пошлите въ деревню, если онъ еще не въ Москв. Пишите къ намъ чаще и больше и подробне, а пуще всего будьте здоровы. Врно еще письмо пришлемъ черезъ дв недли. Мы разочли, что такъ какъ мы вмст, можемъ писать вдвое чаще. Напишите мн все что знаете обо всхъ, кто помнитъ меня и кто забылъ. Перестали ли грызть мою статью?”
21-го Мая./2-го Іюня.
„Дятельность моя Берлинская нашла здсь на мель. Вмсто того, чтобы заниматься близкимъ, я пускаю мысли въ далекое, и отъ того 1/3 дня провожу на постели. Однако это не помшало мн прочесть много интереснаго. Пишу я мало, за то слушаю лекціи аккуратно и нкоторыя записываю. Шеллинговы лекціи легли довольно стройно, и потому я ихъ пришлю не къ Погодину, а къ папеньк, а то первый, боюсь, напечатаетъ. Вы за то прочтете ему то изъ нихъ, что вамъ понравится, потому что эти лекціи писаны такъ, что, кажется, и вы прочтете ихъ не безъ удовольствія. Система Шеллинга такъ созрла въ его голов съ тхъ поръ, какъ онъ пересталъ печатать, что она, какъ готовый плодъ, совсмъ отдлилась отъ той втви, на которой начинала образоваться, и свалилась кругленькимъ яблочкомъ между Исторіей и Религіей. Вроятно, однако, что яблочко будетъ началомъ новой Троянской войны между философами и нефилософами Германіи. Курносый Шеллингъ будетъ играть роль Париса, а въ пламенные Ахиллы, я не знаю, кто бы годился изъ Нмцевъ, если нашъ Л. не возьметъ на себя этой роли. Въ боги также можно навербовать изъ сотрудниковъ Телеграфа, Максимовича въ Марсы и пр. Только кто будетъ Венерою?.... Уврьте въ этомъ перваго слпаго и велите ему быть Гомеромъ, съ условіемъ однако, чтобы онъ смотрлъ на Венеру сквозь пальцы. Рожалинъ, которому я это прочелъ, говоритъ, что она Елена, изреченіе достойное ученика Тирша. Соболевскаго здсь еще нтъ, не смотря на то, что онъ общалъ быть къ намъ въ половин Мая. Тютчевы ухали 28 въ Россію. Если вы увидите ихъ отца, то поблагодарите его хорошенько за сына: нельзя быть миле того, какъ онъ былъ съ Петрухою, который не смотря на предупрежденіе, съ которымъ, помните? похалъ изъ Москвы, здсь былъ разомъ совершенно обезоруженъ Тютчевскимъ обхожденіемъ. Онъ могъ бы быть полезенъ даже только присутствіемъ своимъ, потому что у насъ такихъ людей Европейскихъ можно счесть по пальцамъ. Кром Тютчева, я здсь незнакомъ ни съ кмъ. У Шеллинга и у Окена былъ раза по 2 и только. Братъ съ ними знакомъ и больше уметъ мастерски обходиться. На дняхъ пришла намъ охота учиться по Итальянски; мы уже условились съ учителемъ и достали нсколько Итальянскихъ книгъ. Что вы скажете объ этомъ?”
30 Мая./11 Іюня.
„Папенька также разъ началъ учиться по Итальянски, маменька по Итальянски знаетъ, Машу мы выучимъ въ 2 мсяца, и вотъ у насъ языкъ a parte, языкъ Петрарки и Данте! Не знать такого легкаго языка такъ же стыдно, какъ стыдно бы было не перейти черезъ улицу, еслибы на Мясницкой показывали Альфьери и Петрарку. Авось и папеньк придетъ охота продолжать Итальянскій языкъ! Въ Тирол мы не были, потому что погода была скверная. За то были въ Шлейсгейм, который часъ зды отъ Мюнхена. Мы провели тамъ 7 часовъ, которыхъ едва достало, чтобы вскользь осмотрть 42 залы, гд больше 2000 картинъ, и почти все изъ древнихъ Нмецкихъ школъ. Особеннаго впечатлнія не произвела на меня ни одна, потому что ихъ было слишкомъ много; къ тому же я пріхалъ туда уже избалованный здшнею центральною галлереею, куда перенесены лучшія картины изъ Шлейсгейма. Не стыдно ли вамъ безпокоиться объ моей поздк будущей въ Парижъ? Я не только отважусь хать туда черезъ 2 мсяца, но еще имю дерзость везти съ собою брата. Какъ бы желалъ, чтобы вы хотя для того увидлись съ Тютчевымъ, чтобы получить отъ него врныя свднія обо всемъ, что васъ такъ напрасно безпокоитъ. Какой-такой ученый журналистъ уврилъ васъ, что вс путешественники вызжаютъ изъ Франціи? Это что-то пахнетъ Булгаринымъ”.
3/15 Іюня.