Въ начал 1827 года, когда въ Москв возобновились литературные вечера у княгини З. А. Волконской, на которыхъ бывалъ Киревскій, князь Вяземскій усплъ взять съ него слово написать что-нибудь для прочтенія, и онъ написалъ „Царицынскую ночь”. Это былъ первый литературный опытъ Киревскаго, сдлавшійся извстнымъ многочисленному кругу слушателей и нын впервые напечатанный. Весною 1828 г., когда Московскіе литераторы провожали узжавшаго въ Петербургъ Мицкевича, за ужиномъ, при поднесеніи ему серебрянаго кубка, И. Киревскому первому пришлось произнесть свои стихи въ честь Польскаго поэта. Въ томъ же году, онъ написалъ для Московскаго Встника, издаваемаго его друзьями, Погодинымъ и Шевыревымъ:
КЪ А. И. КОШЕЛЕВУ, въ 1828 г. Октября 1-го.
„Получивши твое письмо 17 Сентября, я отложилъ отвтъ до сегодняшняго дня, потому что ршился писать къ вамъ, Петербургскимъ, только два раза въ мсяцъ, 1-го и 15, для того, чтобы писать, ибо иначе я вчно бы остался при однихъ сборахъ. И такъ, ты не долженъ на меня сердиться за медленность отвта и напередъ пріучи себя ждать 2 недли, выключая экстренныхъ случаевъ. Я лучше хочу наврное писать изрдка, нежели собираться цлый годъ — писать каждый день, т.-е. я не хочу брать примра съ людей, каковъ Кошелевъ. Нечего сказать, министръ на общанія! Хотлъ писать часто и до сихъ поръ написалъ только одно письмо; хотлъ прислать отрывки изъ своихъ сочиненій объ исторіи, и я увренъ, и сочиненія и отрывки sind noch im Werden. Хотлъ перевести Cousin, хотлъ прочесть всего Гердера, и я дамъ руку отсчь, что ты одного не кончилъ, а другаго и не начиналъ. Знаешь ли ты, отчего ты до сихъ поръ ничего не написалъ? Отъ того, что ты не пишешь стиховъ. Еслибы ты писалъ стихи, тогда бы ты любилъ выражать даже бездльныя мысли, и всякое слово, хорошо сказанное, имло бы для тебя цну хорошей мысли а это необходимо для писателя съ душой. Тогда только пишется, когда весело писать, а тому, конечно, писать не весело, для кого изящно выражаться не иметъ самобытной прелести, отдльной отъ предмета. И потому: хочешь ли быть хорошимъ писателемъ въ проз? — пиши стихи. Я увренъ, что Титовъ моего мннія. Что Шеллингъ любитъ поэзію и хорошо знаетъ всхъ древнихъ и новыхъ поэтовъ, — это извстно; но, читая его рчь объ искусствахъ, нельзя сомнваться, чтобы онъ въ молодости не писалъ стиховъ. За то Кантъ, поручусь, никогда не прибралъ ни одной римы; за то он незваныя приходили къ нему въ его проз; за то читатели Канта къ читателямъ Шеллинга какъ 5 къ 5000. Изъ всего этого слдуетъ: Кошелевъ, пиши стихи! Не будешь писать стиховъ, не будешь имть читателей, какъ бы твои мысли хороши ни были; слдовательно: Кошелевъ, пиши стихи!
„Я увренъ, что не только для усовершенствованія слога, но и для образованія ума и воображенія, для развитія чувства изящнаго (которое, какъ мы съ тобой знаемъ, есть начало, причина, мра и цль всякаго усовершенствованія), слдовательно для счастія жизни, для красоты жизни, для возвышенности жизни, необходимо писать стихи: и потому, Кошелевъ, пиши стихи!
„Ты врно согласенъ, что чмъ образованне человкъ, тмъ онъ лучше владетъ своимъ языкомъ; но развей эту мысль и ты увидишь, что въ ней самой заключается еще другая: чмъ лучше человкъ владетъ языкомъ, тмъ онъ образованне. Слдовательно, опять возвратимся къ моему припву: Кошелевъ, пиши стихи!
„Не думай, чтобы это была шутка, или что я пишу къ теб объ стихахъ отъ