Полное собрание стихотворений

ОТ АНГЛИЙСКОГО СТИХОТВОРЦА ПОПА К ДОКТОРУ АРБУТНОТУ

Иван! запри ты дверь, защелкни, заложи

И, кто бы ни стучал, отказывай! Скажи,

Что болен я; скажи, что умираю,

Уверь, что умер я! Как спрятаться, не знаю!

Откуда, боже мой, писцов такой содом?

Я вижу весь Парнас, весь сумасшедших дом!

И там и здесь они встречаются толпами,

С бумагою в руках, с горящими глазами,

Всех ловят, всех к себе и тянут и тащат,

И слушай их иль нет, а оду прокричат!

Какой стеной, какой древ тенью защититься,

Чтоб этот скучный рой не мог ко мне пробиться?

Бесперестанно он копышется везде,

Гоняется за мной на суше, по воде,

Заползывает в грот, встречается в аллее,

Я в церковь, он туда ж! И, что всего мне злее,

Гонимый голодом и стужей с чердака,

Не даст спокойно мне и хлеба съесть куска!

То подлый стиховраль, в котором, без рожденья

Иль смерти богача, нет силы вображенья;

То крупный господин, слагатель мелочей,

То автор в чепчике, то бедный дуралей,

Который, быв лишен чернилицы, в замену

На привязи углем исписывал всю стену;

То молодой судья, наместо чтенья прав,

Кропающий экспромт, до полночи не спав;

Все, все — кто возгордясь моими похвалами,

Кто ж недоволен мной — дождят в меня стихами!

И я ж еще другим обязан дать ответ,

Артуру, для чего охоты в детях нет

К судейству! всё стихи мои тому виною!

А Корну, для чего он не прельщает Клою.

О ты, без коего не мог бы мир узнать,

Что станут на меня и за меня писать,

Спаситель дней моих! яви еще услугу

Ты ныне своему признательному другу:

Скажи, как с этой мне разделаться чумой?

Какое зелие глупцов отгонит рой?

И что опасней мне, их дружба или злоба?

Ах, видно, не иметь отрады мне до гроба!

Как друг, боюсь их од, как недруг — клеветы:

Там скука, здесь вражда, и всё страдаешь ты!

Но кто там? — Кодр. — Конец с моею головою!

С стихами, как с ножом, стоит он надо мною.

Вообрази, мой друг, к чему я осужден!

Ты знаешь, что я лгать и льстить не сотворен!

Молчать мне — тяжело; назвать чистосердечно

Писателя в глаза вралем—бесчеловечно;

А слушать вздор его — тотчас изобличусь,

Какая мука! Что ж? взяв кроткий вид, сажусь,

Вздохнувши перед ним с учтивостью зеваю,

В молчании бешусь; но наконец бросаю

Все с автором чины и прямо говорю:

«За вашу вежливость ко мне благодарю.

Вы с дарованием, однако... подержите

Тетрадку вашу с год». — «Что вы сказать хотите?» —

Вскричал привыкший век пером своим чертить,

И по охоте врать, и по охоте жить;

Привыкший рифмовать вседневно с ранним светом,

Покояся еще под авторским наметом,

Которого мохры, не отлетая прочь,

Целуют нежные Зефиры день и ночь.

«Год целый! — повторил. — Так вам не полюбилась?

Тем большая во мне доверенность родилась:

Возьмите же ее и, что угодно вам,

Прибавьте, выкиньте, на всё согласье дам».

«Могу ль отрады ждать к моей суровой доле, —

Другой мне говорит, — две милости, не боле!

Во-первых, дружества, потом же сто рублей!»

— «А вы кто?» — «Я в числе Дамоновых друзей,

И с просьбой от него: вы с герцогом в союзе;

Склоните взор его Дамона к бедной музе?»

— «Но ваш почтенный друг сто раз меня бранил».

— «Ах! сколько ж он и слез раскаяния лил!

Уважьте просьбу вы, иль гнев его опасный:

Дамой издателем журнала «Беспристрастный»,

И к Курлову^[1] столу бывает приглашен».

Что за пакетище! еще ли не взбешен?

Посмотрим: «Скудных сил се плод новорожденный,

Трагедия! Пока отец ее смиренный

Во мраке принужден от всех себя таить,

Благоволи отцом сиротки этой быть!»

Опять забота мне! За правду б он озлился;

Я промолчал. С другой он просьбою явился:

Отдать ее играть! Я ожил; с давних лет

Меж скоморохами и мною связи нет!

Трагедии отказ. Писатель раздраженный

Кричит: «Да гибнет весь актеров род презренный!

А я сейчас в печать трагедию отдам:

Пусть судит публика!.. Еще я с просьбой к вам:

Нельзя ли слова два сказать об ней Линтоту?»

Как! этому срамцу? И он свою щедроту,

Что не взял за печать, всем станет возносить!

Ну, хоть поправьте же — вам скучно, может быть?

Но я (мне на ухо), что выручу, всё с вами!»

Признаться, тут его обеими руками

Я обернул к дверям, промолвя: «Вот поклон

Тебе за твой дележ! Теперь же... просим вон!»

Мне часто говорят: «Уж быть беде с тобою!

Не тронь ты тех и тех, не схватывайся с тою!»

Какая нужда мне до глупости людей?

Пусть хвастает осел длиной своих ушей;

Что может сделать он? — «Что может он? лягаться!

Таков-то и глупец». — Я колок, может статься;

Но можно ль говорить о глупости слегка?

По крайней мере мне всё сносней дурака.

Неустрашимый Кодр, где есть тебе примеры?

Весь свет против тебя: и ложи, и партеры

Со всех сторон бранят, зевают и свистят,

И шляпы на тебя и яблоки летят.

Ни с места! ты сидишь! Честь Кодру-исполину!

С каким трудом паук мотает паутину!

Смети ее, паук опять начнет мотать:

равно и рифмача не думай обращать!

Брани его, стыди; а он, доколе дышит,

Пока чернила есть, перо, всё пишет, пишет

И горд своим тканьем, нет нужды, что оно,

Дохни, так улетит, — враль мыслит: мудрено!

Но, впрочем, где ж моя вина перед глупцами?

Лишаю ль их утех моими я стихами?

Кодр меньше ль от того доволен сам собой?

Престал ли надувать Милорд подзобок свой?