Полное собрание творений. Том II. Письма

Такое решение было принято, он со своей стороны заявил, что предоставит доказательство своей перемены, а мы их получим. И он предоставил, и мы получили. Неистощимо умножал он причины своего отлучения. Ибо до сих пор еще никто не дерзал осуществлять [в Пентаполе] конфискации, никто не решался на убийство! А сколькие из-за него стали бродягами!? А сколькие, вчера имевшие состояние, обречены им на бедность?![229] Но все это пустяки, сравнительно с судьбой Магна[230], принадлежавшего к хорошему роду, но умершему [из-за этого мерзавца] дурной смертью! Сын светлейшего [сановника], человек, служивший всем своим состоянием нуждам полиса, заплатил жизнью за зависть [нищего плебея]! У него требовали золота: если не давал, били [за то, что не мог найти], если давал, били за то, что изыскал путь [получить деньги]. Как же так? Продал свои земли не людям Андроника, но военному губернатору?![231] Я оплакивал и юность, подвергшуюся насилию, и тщету надежд полиса на нее. Но еще более молодости этого замечательного человека достойна жалости старость его матери: ибо у нее было два сына, и вот об одном она не знает, где он (ибо он, благодаря Андронику, изгнан), зато знает, где второй – ведь ей известно, где он похоронен. Увы! Законы нарушаются теми, кто благодаря им властвует, и из-за заемных денег – нужных, чтобы власти добиться[232]. Потому Бог желает других попечителей и стражей законов. Что же до нас, то нам довольно вести чистую жизнь в обществе чистых людей[233], если мы и в самом деле имеем власть достаточную для того, чтобы пребывать в освященных пределах и преградить путь нечистым в место неприкосновеннейшей святости.

15 (79). Анастасию [234]

Я не смог сделать ничего полезного для пресвитера Евагрия[235], как и ни для кого иного, терпящего несправедливость. Ибо правит у нас Андроник из Бероникеи, «человек нечестивый», душегубец и помыслом и языком. Его презрение лично ко мне – ничтожное дело, однако, мне кажется, он стыдится почитать [не только меня, но и само] божество:

так вот главой он небо бодает[236].

Клянусь перед твоей священной и триждылюбимой главой, что Андроник сделал облик Пентаполя угрюмым, изобретая приспособления для дробления пальцев, вывихивания стоп и другие чуждые нам орудия пыток[237], которые он употребляет не против виновных – ибо желающий неправды может сегодня сотворить любую, – но против всякого платящего налоги со своего состояния и должного хоть кому-нибудь что-нибудь. Ибо этот муж весьма искусно находит поводы для себя и Фоаса, соответствующие природе обоих (Фоас командует тюремщиками, ему же поручен сбор солдатского золота, которое называют также «золотом рекрутов»[238], и к этому он добавил еще доход от суда). Новое зло постоянно добавляется к старому, будучи направлено к тому, чтобы утеснять филы и демы[239]. Даже человек состоятельный не может удалиться [из города], не подвергнувшись бичеванию, но пока раб ходит за золотом, его хозяина бьют кнутом и лишают нескольких пальцев. Когда же он затрудняется с поводами для удовлетворения своих аппетитов, он [в качестве заведомых жертв] выпускает находящихся у него в резерве Максимина и Клейния[240] и благодаря им утоляет свои страсти. Но мне кажется, что поступая таким образом, он добивается покровительства злых духов, желающих чтобы похвала и удача сопутствовали наиболее преступным душам, способным использоваться в качестве орудий для произведения общественных бедствий. Поэтому-то они[241] создают Андронику славу благородного человека.