Впрочем, то, что у Ольховниковой слабостей не слишком много, Аркадий Михайлович тоже понял, а потому всё сообразил про Анциферова. Этого задохлика можно было использовать только на "подтанцовках". Ну да, ему поручили парочку самостоятельных партий, типа подкидывания "жучка" в процессе закатывания истерики да поиска малолетних дурачков, готовых за триста долларов кирпичом помахать, но это ведь ерунда по сравнению с похищением дочери строительного магната. К такому серьезному делу Клавдия Евгеньевна Свята близко бы не подпустила. Удивительно, как это ещё Анциферов насмелился слежку за мальчишками устроить. Но, вероятно, потому и насмелился, что сильно трусил: а вдруг напортачат пацаны — оправдывайся потом за деньги перед Ольховниковой. А уж когда увидел, как одного из мальчишек мужик сцапал, то, наверное, от страха совсем сна лишился. И задание, считай, провалил, и деньги, пусть не все, но кое-какую сумму зазря выбросил.
Нет, считать, что Святослав годится для серьезного дела, — сплошное заблуждение. И Ольховниковой, с ее умом и профессиональными амбициями, никак не нужно было ввязываться в дела с Грибановым. Слишком опасно и слишком глупо.
Два миллиона долларов — сумма, конечно, более чем завораживающая. Но попытаться получить ее
А кто не хлипковат? Из всех, кого мог назвать Казик, — только Лагутин. И это было столь очевидно, что опять-таки смахивало на полное заблуждение.
И еще одну мелочь Аркадий Михайлович поймал. И этой мелочью было поведение Борисевича.
По идее он должен был если не сердиться, то хотя бы досадовать — тратил время, силы, людей своих отвлекал… И ради чего? Ради того, чтобы развести конкурентов и при этом убедиться, что к его прямым заботам это не имеет никакого отношения? Борисевич, однако, не сердился, и даже не досадовал, — напротив, выглядел весьма довольным.
С чего бы вдруг?
— Вот что, Аркадий Михайлович, я с утра ничего не ел. Вы, наверное, тоже. — Вадим посмотрел на живот Казика, словно именно живот должен был дать ответ.
Живот немедленно ответил тихим урчанием.
— Да, хорошо бы подпитаться, — согласился Казик и принялся озираться в надежде увидеть, где же поблизости дают еду.
Конечно, он мог позвать Борисевича к себе домой, но дома ждали рыбные котлеты, а хотелось вкусной мясной и потому вредной пищи.
Борисевич тоже несколько секунд порассматривал окрестности, но без особой пристальности, словно и не искал ничего, а просто о чем-то думал. Затем сказал:
— Я тут живу в двух кварталах. Разносолов особых нет, но хорошие свиные отбивные имеются.
Аркадий Михайлович сглотнул слюну, причем так выразительно, что Вадим рассмеялся. За двое суток знакомства Казик ни разу не видел, чтобы начальник службы безопасности не то чтобы смеялся, но хотя бы нормально улыбался.
— Вы заслужили хорошие свиные отбивные, — с удовольствием сообщил Борисевич. — Хотя ваша сестра наверняка считает, что вы их не заслуживаете никогда.
— Уж что правда, то правда, — издал Казик тяжкий вздох и вновь подумал, что радуется Вадим совершенно неспроста и кое-какие любопытные объяснения здесь явно напрашиваются.
Квартира Борисевича тоже произвела весьма интересное впечатление. На вид просто ухоженная современная квартира, в которой, однако, явственно витал дух одиночества. Причем не вынужденного и тягостного, а вполне намеренного и комфортного, когда всё подчинено удобству лишь одного человека без всякой оглядки на чьи-либо другие привычки и желания.
— Я живу здесь один, — перехватил Борисевич взгляд гостя. — И никого сюда не вожу — ни женщин, ни друзей. У меня для этого есть другая квартира, моя старая.
— А для меня вы сделали исключение?
Вадим пожал плечами, причем довольно озадаченно.
— Вроде того… Только не спрашивайте: "Почему?" Я сам не знаю. Может, потому, что нам надо всё обсудить, а в ресторане запросто помешают. Квартира для гостей на другом берегу, и мне неохота туда тащиться, да и что там с едой, я не помню, несколько дней туда не заезжал…
"Или потому, что дорожку сюда недавно уже протоптали", — мысленно добавил Аркадий Михайлович, зацепившись еще за одну мелочь: Борисевич открыл шкаф, и Казик увидел, что в сушилке стоят две чашки и лежат две чайные ложечки. С чего бы у человека, который на порог к себе никого не пускает, будут лежать эти предметы именно в сушилке и именно в двойном экземпляре?
Отбивные были великолепны — здоровенные, только что поджаренные сочные ломти. К мясу нашлись овощи, какая-то приправа, купленный по дороге белый батон хлеба и от всей этой вкусноты Казик испытал истинное блаженство вперемешку с желанием немножко пожаловаться на судьбу — то есть на родную сестру.
Сетования Аркадия Михайловича Вадим слушал с усмешкой, которая сошла с его лица только тогда, когда в очередной раз зазвонил телефон и Борисевич сказал: "Только осторожно", после чего сообщил Казику:
— У нас тут с утра кое-что занятное произошло.