Полнолуние

– Это мой дом, и распутству тут не место. Я намерен выгнать девчонку вместе с ее приплодом. И не желаю даже произносить ее имя! Вы можете убираться вместе с ней, если вам угодно. Лучше бы у меня вообще не было детей, чем одна только дочь, и такая!

Эдгар устал выслушивать всю эту грязь и решил, что момент истины и его триумфа настал.

– Так у вас и нет детей. – Он торжествующе посмотрел на графа и рассмеялся. – Магдалина не ваша дочь – она моя дочь. Мне следовало сказать вам об этом раньше, когда она была маленькой, и забрать ее, но по определенным соображениям я не мог этого сделать. Она никогда не была вам нужна по той простой причине, что родилась девочкой.

Граф остолбенел, и Эдгар, внимательно следивший за выражением его лица, почувствовал глубокое моральное удовлетворение. Воцарилось молчание, и лицо графа Романеску по мере осознания им смысла сказанного становилось все более недоуменно-оскорбленным. Однако ожидаемого гнева не последовало. Граф Милош совсем не любил Магду.

– Как это возможно? – пробормотал он. – Значит, Эвелина-Офелия не была вашей сестрой?

– Была, – ответил Эдгар, – Эва – моя сестра, но это не помешало нашей взаимной и страстной любви. Вас она никогда не любила и вышла замуж, чтобы прикрыть наш грех.

Граф присмотрелся к своему шурину и впервые заметил, что Магда больше похожа не на Эвелину, а на Эдгара, но понял он это слишком поздно. Страшное признание шурина повергло графа в состояние шока, он не мог и вообразить такого кошмара. О правдивости этих слов свидетельствовали частые слезы Эвелины после свадьбы и ее неизбывная тоска, хотя, видит бог, он хотел сделать жену счастливой. Затем она слишком поспешно объявила, что ждет ребенка, а он тогда так обрадовался будущему наследнику, что ничего не заподозрил. Девочка родилась довольно крупной и вполне доношенной, хоть и на полтора месяца раньше положенного срока. Граф Романеску вспомнил Эвелину в подвенечном уборе – такую прекрасную невесту, а затем глаза ее брата, когда тот приехал посмотреть на новорожденную, да так и остался жить в замке.

– Зачем я женился на ней? – тихо проговорил граф Милош, словно вопрошая сам себя. – Я не так уж любил ее… хотя мне казалось первое время…

– Действительно, зачем? – откликнулся Эдгар, и в его ледяных глазах вспыхнула презрительная насмешка. – В противном случае у Эвелины не было бы иного выхода, кроме как остаться со мной. Тогда Магда была бы моей законной дочерью. Я всегда мечтал дать ей свою фамилию.

– Теперь мне ясно, откуда у нее такая порочная натура, – произнес граф, овладев собой, и посмотрел на него с не меньшим презрением. – Яблоко от яблони недалеко упало.

Эти слова сильно оскорбили Эдгара. Он в упор взглянул на сродника, его темно-синие глаза сверкнули и сузились, и в голове у графа Романеску внезапно лопнул какой-то сосуд. Эдгар смотрел на своего умирающего зятя, не без удовольствия наблюдая его агонию, и снисходительно бросил:

– Вам следовало больше любить ее, вы все же считали Магдалину своей дочерью. Вы ни разу не подошли к ней, когда она была маленькой. Впрочем, вместо вас у нее всегда был я, как мне и подобало. Я даже благодарен вам за это – она была всецело моя.

Эдгар непринужденно поднялся с кресла и направился к выходу. У самых дверей он обернулся и напоследок признался медоточивым голосом:

– Ах, вот еще что. Я забыл сказать вам, граф, что вашу последнюю супругу, Андреину, убил я.

Глава 27

Граф Романеску скоропостижно отошел в мир иной, и эта смерть никого не огорчила. Эдгар и его дочь наконец освободились от гнетущего присутствия графа и стали полноправными хозяевами замка.

– Теперь все здесь твое, и ты вольна сама распоряжаться своей судьбой, – сказал Эдгар новоиспеченной наследнице. – И свободна ото всех обязательств перед Низамеддин-беем. Чего же ты хочешь?

– Не знаю, – вяло ответила Магда и с безразличием посмотрела на свой округлый живот. – Для начала я должна разделаться с этим.

Роды у Магдалины начались в сочельник, когда над замком разгулялась вьюга невиданной силы, нетипичная для этих южных широт.

– Ой-ой, – по-детски вскрикивала Магда, хватаясь за живот.

Она уже сняла траур по законному отцу, не выждав положенного срока. Ей совсем не шел черный – в нем девушка казалась еще более бледной и слабой. Магдалина предпочитала носить белый – цвет чистоты и невинности. И для Эдгара она всегда оставалась непорочной девочкой в белом платье, невзирая на ее раздувшийся живот.

– Почему нет врача? – волновался Эдгар.

– Что поделать, метель, пане, – отвечали слуги. – Все дороги замело. Доктору не проехать.

– Позовите хотя бы повитуху из деревни!

– За ней уже послали.

Как мужчине вход в спальню роженицы Эдгару был запрещен. Однако вскоре он почувствовал резкий запах крови и бесцеремонно ворвался в комнату. Магда лежала на кровати в полуобмороке, а вокруг хлопотали перепуганные служанки, обтирали ей лоб и пытались поменять простыни, насквозь пропитавшиеся алым. У Магдалины открылось сильное кровотечение. Повелительным жестом Эдгар отослал служанок, а те были рады повиноваться.