Полнолуние

Он лежал на кровати, холодный и недвижимый, вытянувшись в своем рассветном сне, как мертвец. Магдалине было больно видеть его таким, она присела рядом на край ложа, и ее горючие слезы закапали ему на лицо. Эдгар почувствовал ее присутствие и открыл глаза, сразу наполнившиеся жизнью и теплом. Отец и дочь заключили друг друга в сердечные объятия, как в последний раз, не желая больше расставаться, хотя бы при жизни. Оба не сумели удержаться от эмоций, и их слезы – ее прозрачные и его кровавые – смешивались во время поцелуев в лоб и в щеки. Эдгар, видя Магду на пороге вечности, ничего не мог сказать своей девочке, утопающей в крови и слезах.

– Все в замке мертвы, – прошептала Магдалина, пребывая под впечатлением от увиденного кошмара.

Эдгар только крепче обнял ее – он не хотел говорить, что нескольких еще живых слуг ему пришлось умертвить, чтобы восполнить истощенные силы.

Магда до сих пор не видела в Эдгаре нежить, и он со своей чистой и беззаветной любовью не внушал ей ужаса. Но она не желала становиться вампиром, так как это означало погибель души и окончательно закрывало для нее врата в рай. Однако, если выбирать между Низамеддином и отцом, она предпочла бы Эдгара. Им ей было проще манипулировать, Магдалина успела убедиться, что он на все пойдет ради нее. Родной и неведомый отец слишком долго держал в руках хрупкую жизнь Магды, чтобы отпустить теперь, когда солнце тонуло во мраке ее собственной крови. Он единственный властен оградить Магду от кошмаров одним мановением руки, мог с легкостью повернуть течение ее жизни в другое русло. Эдгар был ее ангелом-хранителем, и его немеркнущий образ в ее глазах лишь немного недотягивал до Бога.

– Что нам делать дальше? – спросила она, приникнув к нему со странной требовательностью, как заболевший ребенок.

– Не знаю, – признался Эдгар, – но я не отдам тебя, даже если мне придется умереть.

Магдалина больше не приняла бы жертв с его стороны, она не хотела потерять отца, едва обретя его. Девушка напряженно размышляла, как вдруг ее осенила мысль, очевидная в своей простоте и гениальности.

– Этого не потребуется, – решительно сказала она, – я отыскала выход! Вы должны забрать меня из-под его власти. Выпейте моей крови, иначе нельзя. Пожалуйста, сделайте это прямо сейчас, пока он не вернулся!

Но здесь Магда неожиданно столкнулась с противодействием Эдгара, которого одна мысль о подобном привела в неописуемый ужас, он ни при каких обстоятельствах не допустил бы этого.

– Как только такая идея пришла тебе в голову? – от всей души возмутился он. – Ты хоть понимаешь, о чем просишь? Я никогда не смогу пойти на это!

Эдгар выпустил Магду из объятий и встал у окна, резко отвернувшись от нее. Розовая полоска догорающей зари просочилась сквозь портьеры и медленно ползла по направлению к нему. Он вздрогнул и отошел – восход солнца все еще раздражал его. Магда тоже подошла к окну, с усилием дернула тонкими пальчиками тяжелый занавес, и нестерпимый солнечный свет ворвался в их утренний полумрак. Эдгар невольно попятился и оказался в тени поодаль от нее.

– Я знаю, что вы не причините мне вреда, – произнесла Магда с неповторимым скорбным торжеством. – Вы смогли сохранить в себе чувствительность и человечность. Но даже если вы убьете меня, я буду счастлива умереть в ваших объятиях и с вашим именем на устах.

Магдалина стояла в солнечном свете, совсем чужая, даже ее волосы стали казаться золотыми, но Эдгар разглядел в ее очах призрачное отражение собственных глаз.

– Нет, этого не будет, не проси меня, – наотрез отказался он.

Тогда недостижимая в рассветных лучах Магда вынула его ритуальный нож, который утащила ранее, пока они обнимались, и молниеносно провела по шее с левой стороны – не с той, где были ранки, нанесенные Низамеддином.

Ее небесные глаза сверкнули ослепительнее солнца и тут же закатились в темноту бесчувствия, шея окрасилась алым, и кровь обильно залила платье. Магда, пошатнувшись, шагнула к нему в тень, ошеломленный Эдгар подхватил дочь на руки, как маленькую, и сдался. Он нежно и осторожно прижался губами к ране на ее шее. Эдгару потребовалась вся сила самообладания, чтобы выпить ровно столько, сколько необходимо для обращения, а не осушить ее, хотя он питался накануне ночью и контролировал свою жажду. Жизнь Магдалины – его главная драгоценность, и он всегда оберегал ее. Раньше кровь дочери не влекла Эдгара, так как он отдавал ей свою в неустанной борьбе за ее здоровье. Сейчас же он прочувствовал, какое это изысканное удовольствие, подобное тому, что в прошлом связывало его с Эвелиной, но несколько иное. Самая сладостная кровь в мире – родная кровь, своя собственная.

Прошло не более получаса, прежде чем в замок снова явился взбешенный Низамеддин.

Эдгар, возмутительно спокойный, вышел к нему, как будто ничего не случилось. Он изящно опустился в кресло, не предложив нежеланному гостю сесть, и посмотрел на него с меланхоличным сочувствием.